Юрий Вебер - Когда приходит ответ

— Надо больше верить в теорию! — обидчиво вспыхнул Зуев.

Снова пришлось Ростовцеву с Мартьяновым переглянуться. И это он им говорит!

Но все же дело действительно было за макетом.

Последние листы. Последний релейный узел, расчерченный по всем правилам. Листы уходят в конструкторскую, в мастерские, где по ним начнется детальный, строго расчетливый монтаж: оформление машины со всем ее оперением. Макет.

В лаборатории очищаются, смахиваются все черновики — словно раздается вздох облегчения: уф! Передышка.

— Хочешь, покажу оригинальный прием? — подсаживается Зуев к столику Володи. — У меня наклюнулось, когда я возился с этими повторителями. Переход от таблицы к формулам. Очень удобно. Тебе может пригодиться для твоей диссертации. Смотри…

Зуев стал быстро набрасывать на обороте синьки способ перехода. Язык табличный — язык алгебры.

Володя молча опустил голову, приблизив окуляры к бумаге. Он не стал даже подыскивать в свою защиту какой-нибудь парадокс.

— Постарайтесь никого не пускать. Хвастать пока нечем, — предупредил Мартьянов и отбыл куда-то со своим портфелем по спешному вызову.

Нет, не на юг, на оросительные каналы. Там было уже закончено. Мартьянов переспорил упрямых ирригаторов. И в соседней комнате лаборатории готовили системы управления распределительными щитами по его, мартьяновскому, проекту. Теперь другие какие-то дела отвлекали часто Григория Ивановича. Спешные, важные и никому не ведомые. Пожалуй, только один новый директор знал, что это за дела. По крайней мере, было замечено, что именно после звонка директора и после переговоров в директорском кабинете при закрытых дверях Мартьянов куда-то исчезал со своим портфелем.

Алексей Зуев остался один на один с этим плоским узким темно-серым шкафом высотой чуть побольше человеческого роста. С ключиками, с кнопками, с ульем штепсельных гнезд, со зрачками ламповых глазочков. Молчаливый шкаф, в котором внутри спрятана и заперта железная логика. Макет, доставленный из мастерских, в полном оформлении, со всей полагающейся облицовкой и отделкой. Настоящая машина, взрослая — на двадцать элементов.

Но хвастать, как говорил Мартьянов, было еще рано. Вот, казалось бы, готовый экземпляр. Сделанный по окончательно продуманным, проверенным схемам и чертежам. Смонтированный в мастерских опытными руками из стандартных заводских деталей — в точности, как в схемах и чертежах. В полном ажуре. А когда его подняли снизу в лабораторию, поставили в аспирантскую возле зуевского стенда, и когда Зуев попробовал набрать штепселя и ключи, и когда нажал кнопку… машина не заработала. Что-то защелкало, что-то подмигнуло, но это никакая не работа, не логика, а просто случайные судороги. Попробовал Мартьянов — и тот же результат: отсутствие осмысленных результатов.

— Пьяная логика! — отчаянно сострил Зуев.

— Ничего, вполне нормально, — сказал Мартьянов. — Готовый экземпляр тем и отличается, что в нем сперва ничего не действует. Надо его сначала научить ходить… — и фамильярно пошлепал по стенке шкафа, как по спинке младенца.

Зуев и принялся «учить ходить». Снял защитные стенки, передние украшения и, раздев машину догола, начал налаживать, настраивать «на ходьбу» все ее органы и суставы. Все с самого начала, по каждому блоку, по каждому релейному узлу. Проверить все расположение деталей, все связи между ними. Проверить — это значит находить все ту же замкнутую цепь. Где она есть, замкнутая цепь, и где ее нет.

Целый день в комнате Зуева раздается легкое треньканье. Он прикладывает звоночек с двумя гибкими усиками то к одной, то к другой точке обнаженных соединений, то к одной паре контактов, то к другой. Трень-трень — позвякивает звоночек: цепь имеется. Трень-трень. Есть цепь! Цепь там, где надо. То вдруг треньканье — там, где не надо, где не должно быть никакой цепи и сигнал не должен проходить. Какая-то пустяковая ошибка при монтаже, какой-нибудь кончик провода, подведенный не к тому контакту, — и в машине уже ложная цепь, а в логике ложные показания. Опять трень-трень — и вдруг молчание как раз там, где должен быть звонок. Но звонок молчит — нет цепи! Пропустили цепь при монтаже — и в логике опять прореха.

Трень-трень… Пошли дальше. От точки к точке, от контакта к контакту. По всем линиям соединений.

Каждый раз, как натыкается Зуев на какой-нибудь монтажный грешок, он вскрикивает: «Поймал!» — и хватается за электропаяльник. Его длинным раскаленным жалом проникает он в сплетения монтажной паутины, срезает, прожигая ненужные соединения, и спаивает новые. Вьется дымок плавящейся канифоли, и по комнате лаборатории, щекоча ноздри, растекается запах сосны. Идет пайка. Обманчивый аромат лесов, от которого приходится часто открывать форточку.