Иван Басаргин - Дикие пчелы

– Ну погодите, найду я на вас управу, – пригрозил Силовым Баулин, потому что Крупенскому он не мог насолить. Не тот чин. – Хорошо писать циркуляры, сидючи в кабинетах. Сотня казаков на всю тайжину. В бога мать! Сгинул Безродный, а где? Кто убил? Тут и с десятком тысяч казаков не отыскать его следы.

Баулин мысленно представил свои владения, которые растянулись на тысячи верст к северу и на сотни верст к западу и к югу. А потом за эти годы столько выросло деревень, за которыми тоже нужно неусыпное око пристава: там подрались, там кто-то кого-то убил из-за хорошего покоса или куска земли. Хотя той земли край непочатый. А потом этот суматошный тринадцатый год, когда люди ехали и ехали на вольные земли, в глушь таежную, сами выбирали себе места под деревни и строили дома-времянки. Выросли Крещатик, Брусилове, Импань… На Голубой реке – Кавалерово, на берегу моря – Нерпа… Но самой большой болячкой было Тетюхе, где постоянно бунтовали рабочие купца Бринера. Бунты тоже должен подавлять Баулин.

«А ведь едут те, кто бунтовал в России, у кого не было земли, едут злые, жадные. Я не Моисей, чтобы накормить всех двумя хлебами. Манны с неба тоже не могу добыть. Проклятие! Попробуй справиться с таким народом, распочали божьепольцы – теперь разная рвань норовит в морду плюнуть. Силу почуяли. Ничего, закрутим. Но как? Начальству хорошо, а Баулин за все отдувайся. А платят, что и на жратву денег не хватает, самому хоть подымай бунт. Как не разрешишь тому же японцу ловить рыбу в устье, ежели он дает за то деньги, разные сладости!.. А, плевать на все!»

Край грабился, столбились рудные участки, которые тут же продавали геологам, купцам: зверя били круглый год, горела тайга. За границу шло все, что добывалось в тайге. Купцы собирали добычу и контрабандой увозили за границу.

«Поеду к вдовушке Безродного. Эта бабенка озолотит меня, и не надо будет думать о хлебе насущном. Могу подать в отставку, сам купцом заделаюсь», – решил Баулин, приказал вестовому седлать коня, поднимать по тревоге сотню…

Груня непочтительно приняла пристава. Стоя у стола, не пригласила сесть, спокойно выслушала известие о гибели Степана.

– Все обыскали, но Степана не нашли. Убит он, это точно. Слышал я от корневщиков, будто видели кости человека и винтовку с револьвером. Но когда мы поехали, то ничего не нашли на том месте. – Усмехнулся. – Хоть бы сесть пригласила.

– Садись. За весть спасибо, давно ждала. Но ты врешь, что искал труп Степана. Он был тебе живой нужен, а мертвый разве что воронам да колонкам, может, и медведь позарится на такую пропадлину.

– Вот те крест, – перекрестился Баулин.

– Ладно, не божись, мне ить все равно, нашли – не нашли. Главное – одним бандитом стало меньше в тайге. Что пожаловал? По глазам вижу, что есть дело.

– Так вот, Груня, человек я холостой, выходи за меня замуж. Как-никак, пристав, – без обиняков предложил Баулин.

– Один думал иль кто помогал? От одного злодея избавилась, а теперь ты?

– Это я-то злодей?

– Да, господин Баулин, вы одного поля ягода со Степаном. Оба звери. Но ты еще страшней. Ведь я все знаю. Иди в другом месте поищи себе бабу. Может, какая дура и полюбит.

Баулин вспыхнул. Вскочил, грохнул саблей о пол.

– Меня гнать, меня оскорблять! Ну я это тебе припомню!

Пулей вылетел из дому, вскочил на коня и с казаками ускакал в сторону Кавалерова.

Груня устало вздохнула. Сватовство пристава комом застряло в горле.

А потом узнали мужики-вдовцы, что Груня осталась «золотой вдовой», и пошли свататься один за другим. Этих Груня не гнала, лишь с горькой усмешкой говорила:

– Не ходите вы ко мне, люди, ради бога. Ни за кого я замуж не пойду, а если пойду, то за любимого.

Но любимый к ней не шел. Да и был ли он любимым, может быть, просто Груня все придумала? Как-то на улице она встретила Федьку, остановила и с улыбкой спросила:

– Чего не заходишь? Парни-недоноски вона сватаются, не прозевать бы тебе. Возьму и выйду за кого-нибудь из них.

– Да недосуг все, – отвел в сторону глаза Федька от запавших глаз Груни.

– Приезжал Баулин, слыхал? Он заверил, что моего в тайге кто-то хлопнул. Хлопнули – это точно. Но кто?

– А ты знаешь, у меня есть думка, что Степана придушил Черный Дьявол. Прознал я от кое-кого, что Безродный пошел по моим следам. Хотели упредить меня мужики, но не поспели, не нашли сразу. А потом мы зашли в такую глушь, что отыскать было трудно.

– Может быть, и так. Безродный даже во сне боялся Шарика. Теперь я свободна. Ну что молчишь? Измаялась и люблю я тебя, Федя.