Роман Почекаев - Батый. Хан, который не был ханом

Иоанн де Плано Карпини(1180-е-1252), итальянский религиозный деятель, дипломат, впоследствии — архиепископ, посланец папы римского к монголам, составивший по итогам этой поездки «Книгу о Тартарах»: «Бату (Bati), он наиболее богат и могуществен после императора». «Вышеупомянутый Бату очень милостив к своим людям, а все же внушает им сильный страх; в бою он весьма жесток; он очень проницателен и даже весьма хитер на войне, так как сражался уже долгое время» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 49,73]. Как и подобает автору отчета об увиденном, а не идеологического памфлета, францисканец воздерживается от каких-либо оценок и сообщает о Бату только то, что мог наблюдать сам или же узнал от приближенных наследника Джучи. Поэтому в его сообщении отсутствуют и столь характерные для его современников сравнения монголов с исчадиями ада и пр.

«Повесть о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра Невского»(1280-е гг.): «В то же время был в восточной стране сильный царь, которому покорил бог народы многие от восхода и до запада» [Воинские повести 1985, с. 133]. Несмотря на «житийный» характер, «Повесть» не содержит негативного отзыва о «Батые», характерного для сочинений подобного жанра. Дело в том, что она создавалась в 1280-е гг. — примерно за сто лет до начала формирования антиордынской идеологии на Руси, а кроме того Бату (как следует и из самой «Повести») весьма положительно относился к Александру Невскому.

Марко Поло(1254-1324), венецианский торговец и дипломат на службе у монгольских правителей Китая и Ирана, автор «Книги о разнообразии мира»: «Первым царем западных татар был Саин; был он сильный и могущественный царь. Этот царь Саин покорил Росию, Команию, Аланию, Лак, Менгиар, Зич, Гучию и Хазарию, все эти области покорил Саин...» [Марко. Поло 1997, с. 370-371]. Подобно Иоанну де Плано Карпини, венецианец довольно нейтрально отзывается о Бату, даже в большей степени положительно. Это вполне объяснимо: Марко Поло сам являлся приближенным монгольского правителя (правда, в Китае, а не в Золотой Орде) и преуспел на этой службе, сохранив, естественно, преимущественно положительные впечатления о монголах.

Георгий Владимирович Вернадский(1887-1973), русский правовед, историк-евразиец, эмигрант, автор многотомной «Истории России»: «Указателем духовных качеств Бату является эпитет „саин", который дается ему в некоторых восточных анналах, а также в.тюркском фольклоре. Его переводят как „хороший". Поль Пеллье отмечает, однако, что это слово имеет также толкование „умный", и в случае с Бату его надо понимать именно в этом смысле. Таким образом, саин-хан может обозначать: „благоразумный хан" или „мудрый хан"» [Вернадский 2000, с. 147-148]. Как видим, историк склонен представить Бату, скорее, в положительном свете. В этом отношении его позиция, вообще характерная для евразийцев, может быть противопоставлена позиции Н. М. Карамзина, не менее характерной для историков-русистов. И если последние опирались в своих трудах на русские летописи, евразийцы в большей мере базироват лись на сведениях восточных хронистов, что и обусловило их отношение к монголам вообще и к Бату в частности,

Александр Юрьевич Якубовский(1886-1953), русский советский историк-востоковед, соавтор Б. Д, Грекова по работе «Золотая Орда и ее падение»: «Кочевой феодал, шаманист по своим воззрениям, с точки зрения горожанина-мусульманина человек совсем некультурный, Бату не растерялся в сложной обстановке молодого государства, выросшего из монгольского завоевания юго-восточной Европы. Опираясь на своих советников, в числе которых было немало мусульманских купцов, Бату сразу же взял жесткий курс, главной целью которого являлось получение максимальных доходов путем жесточайших форм феодальной эксплуатации. Он наладил взимание даней с покоренных русских княжеств, для чего посылал специальных чиновников — даругачей — во главе монгольских отрядов, оставивших по себе такую печальную память, создал аппарат для взимания разных феодальных повинностей и податей с земледельческого и кочевого населения, а также с ремесленников и купцов в городах Крыма, Булгара, Поволжья, Хорезма и Северного Кавказа. Наконец, много сделал, чтобы вернуть всем завоеванным областям былую торговую жизнь, которая так резко оборвалась в связи с опустошением в результате монгольского завоевания. И во всем этом Бату проявил много жестокого уменья и дальновидности» [Греков, Якубовский 1998, с. 60]. Позиция исследователя весьма своеобразна. С одной стороны, он вроде бы придерживается традиционного для советской историографии подхода, согласно которому Золотая Орда представлялась «государством агрессивным, проводившим захватнические войны и разбойничьи походы на земли русского народа». С другой — роль Бату все же получила оценку с учетом отношения не только русских летописцев, но и восточных хронистов и потому несет отчасти позитивную окраску, что в обстановке того времени, когда писалась книга (1950 г.), было, в общем-то, смело и достаточно рискованно...