Михаил Старицкий: Молодость Мазепы

— Ясновельможный гетмане, — обратилась к нему громко Марианна, — плохие вести!

Дорошенко как будто очнутся при этих словах.

— Что? — произнес он, подымая голову: — Разбито войско?

— С Москвою заключили мир.

— Мир? Мир? Но кто же смел?

— Многогрешный.

— Без моей згоды?

— Вся старшина избрала его гетманом.

Как безумный, вскочил Дорошенко с места.

— Его гетманом? Не может быть! Ты шутишь? Ты смеешься? Но я за «жарт» такой не поблагодарю. Порыв Дорошенко не испугал Марианну.

— Ясновельможный гетмане, — произнесла она твердо, — мы слали к твоей милости гонца за гонцом — ты не ехал, а старшина вся взбунтовалась, не захотели воевать с Москвою: учинили мир и выбрали гетманом Демьяна Многогрешного; боярин уже утвердил его.

— Изверги! Звери! Предатели! Что сделали вы? — вскрикнул дико Дорошенко и, ухватившись руками за голову, повалился на кресло.

Безумное горе гетмана тронуло Марианну; жесткие, холодные слова застыли у ней на устах. Несколько минут в комнате царило тяжелое, ужасное молчание.

Вдруг двери медленно растворились… Марианна взглянула в их сторону и невольно отступила. В покой гетмана вошел Мазепа. Но кто бы узнал его теперь? Он был так бледен, так ужасен, что походил больше на тень, вышедшую из могилы, чем на живого человека. Увидев Марианну, увидев полную отчаяния позу гетмана и словно окаменевшего Кочубея, Мазепа остановился…

— Что случилось, Марианна? — произнес он глухо, переводя свой взгляд с гетмана на нее.

— Все погибло, — ответила она тихо, — Многогрешного выбрали гетманом, с Москвою заключен мир. Мазепа онемел.

Снова в комнате наступило тяжелое молчание; никто не решался прервать его. Судя по виду Мазепы, и Кочубей, и Марианна поняли сразу, что застал он на хуторе. Наконец Мазепа подошел к Дорошенко:

— Ясновельможный гетмане, — произнес он, — я прискакал сюда просить тебя спешить скорее к войску, но мое известие пришло уж слишком поздно. Теперь я не нужен больше никому, — отпусти меня…

— Как! — вскрикнула Марианна, — ты хочешь теперь, в такую минуту оставить нас?

— Марианна, я помочь теперь ничем не в силах; здесь, — Мазепа показал рукою на сердце, — разбито все.

И Мазепа рассказал всем о том ужасном зрелище, которое он застал на хуторе.

Короткий, отрывистый рассказ Мазепы тронул и потряс всех даже в эту ужасную минуту.

— Несчастный! — прошептал Кочубей и отвернулся в сторону. Марианна подошла к Мазепе:

— Друже мой! — заговорила она, опуская ему на плечо руку, таким нежным и теплым тоном, которого Мазепа не слыхал у нее никогда, — Правда, тяжело твое горе, а разве другие не живут с разбитым сердцем? Ты слышал. Многогрешный опять оторвал нас от правой половины, а здесь поляки собираются на нас ударить, слышно, что на Запорожье Суховеенко выбирают гетманом, кругом тревога, смятенье, — в такую пору мы должны забыть все наши страдания, сплотиться воедино!

Чем дальше говорила Марианна, тем больше увлекалась она, тем пламеннее становилась ее речь. — Да, горе Мазепы тяжело, но и в этом горе Господь послал ему милость. Не хуже ли было б, если бы Галина не погибла, а досталась в руки татарам или какому-нибудь польскому магнату на потеху, на позор! О, в тысячу раз лучше смерть, чем пытки и позор!

Пламенные, горячие слова Марианны глубоко проникали в сердце Мазепы: глухое отчаяние, сковавшее его грудь, как-то смягчилось и вместо него в сердце его проникала тихая, мягкая грусть; чувство бесконечной пустоты и одиночества мало-помалу исчезало, он чувствовал, что у него есть такое верное и любящее сердце, которое готово на все для него, и от этого сознания в душе его становилось как-то легче и светлее; горе не уменьшалось, но отчаяние исчезало, и слабая надежда пробивалась в душе…

Слова Марианны заставили очнуться и Дорошенко.

— Да, ты права, Марианна, — произнес он твердым голосом, вставая с кресла. — Настал час стряхнуть с плеч горе и «нудьгу». Мы должны соединить воедино свои руки, и если теперь несчастья заставили нас утерять то, что было добыто с таким трудом, то в другой раз Господь Всемогущий не оставит нас!

— Так, гетмане, так, гетмане! — вскрикнули разом Кочубей и Марианна. — Еще пропало не все! Когда Господь вернул нам опять твое сердце, тогда и надежда возвратилась к нам!

— О, Марианна, Марианна! — прошептал Мазепа, горячо сжимая ее руку, — ты во второй раз спасаешь мне жизнь, а я… а я… Марианна, сестра моя, чем отплачу я тебе за все?