Михаил Старицкий - Молодость Мазепы

Под влиянием всех этих толков, Сыч хотел было сейчас же уезжать домой, но о. Григорий удержал его.

— Ты постой, Сыче, не торопись так зря, — остановил он его, — надо узнать раньше, переправилась ли уже вся орда, а то как раз можешь им в руки попасться.

На это резонное замечание Сыч ничего не мог возразить и решил действительно подождать более определенных сведений.

С каждым днем в деревню приходили новые тревожные слухи, а между тем посол Дорошенко не возвращался, да и от Гострого все еще не было обещанного «гасла». Поселяне стояли в нерешительности: они опасались открыто вооружиться и стать в оборонительное положение, боясь мести Бруховецкого, а вместе с тем опасались и оставаться в таком беззащитном положении ввиду ожидаемого нашествия татар.

Радостное настроение Орыси сменилось тревогой…

Так прошло три дня.

Между тем возвратился и Остап и к удивлению своему узнал от Орыси, что Дорошенков посол до сих пор еще не приехал в Волчий Байрак. Это привело его в большое смущение.

— Да уж не обманул ли он тебя? — заметила несмело Орыся.

— Не похоже, видишь же, что кругом все то же самое толкуют.

— Ну, что ж, про Дорошенко может и правду сказал, а вот насчет того, чтобы сюда заезжать, да брать тебя с собою…

— Да нет… Не может быть! — перебил ее Остап. — Видно было сразу, что верный человек, да и переправляться ему здесь надо. Вот не случилось ли чего? По нашим временам всего ожидать можно. Надо бы расспросить у Гострого.

— Да надо поехать немедля, а то смотри, будешь ожидать посла, а тем временем укомплектуют все полки, и мы опять-таки ни с чем останемся. Да ты знаешь ли, как звать посла?

— А то ж, он сам нам сказал: Иваном Мазепой.

— Мазепой! — вскрикнула Орыся. — Господи! Да ведь это же тот самый пан, за которым Галина гинет, которого к ним на хутор дикий конь принес!

— Вот оно что, — протянул Остап, — ну, значит, правду люди говорят, что гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдутся.

— Ох, она бедная, сердечная моя, — продолжала грустно Орыся, — значит, правду мое сердце чуяло, что не думает он о ней. Сказано — «пан»! Он уж и думать о ней забыл, а она-то, несчастная, убивается как.

— Да почему же так сразу и знаешь, что если пан, так и любить не может? — перебил ее Остап.

— Почему не может? Может. Только от их любви добра не бывает.

— А я тебе говорю, что этот на обманщика, на «облесныка» не похож.

— Ну может и так, чего не бывает, — произнесла недоверчиво Орыся, — только я ей пока ничего не буду говорить. А ты, Остапе, вот что: седлай коня, бери с собой товарищей, да спеши, сколько можно скорее, к Гострому. Расспроси там хорошенько о Мазепе, постарайся увидеть его, скажи ему про Галину, что, мол, гинет, «пропадає» за ним. Если у него человеческое сердце, так пусть спешит сюда поскорее приехать, а не то уедут, мол, на хутор; а если не захочет он и взглянуть на нее, так ничего я ей не скажу, пусть лучше думает, что его и на свете нет!

Как решили, так и сделали. На другой день рано утром, взяв с собой несколько приятелей, Остап отправился на разведки к Гострому. День был серый, пасмурный; казаки молча скакали; Остап выбирал самые глухие дороги, опасаясь какой-нибудь неожиданной встречи, так как ходили слухи, что небольшие шайки татар уже рыскали по окрестностям. При помощи верного проводника поздним вечером они достигли, наконец, угрюмой усадьбы полковника и были впущены в замок. Остапу, бывшему уже раз здесь, сразу бросилось в глаза необычайное оживление, царствовавшее теперь в этом неприветном дворе. Окна самого «будынка» пылали яркими огнями, также светились и окна боковых зданий, в которых расположены были помещения для надворной команды. По двору сновала масса казаков, слышалась панибратская брань, громкие восклицания, смех и крепкие приветствия; у стен стояли расседланные лошади и мирно жевали подвязанный в мешках им к мордам овес; видно было, что замок переполнен множеством гостей. Это до чрезвычайности удивило Остапа, так как он знал, что полковник Гострый с трудом допускал кого-нибудь в свой нелюдимый замок.

— Уж не Дорошенко ли здесь? — пришла ему в голову мысль, и он обратился сейчас же с этим вопросом к провожавшему их во двор казаку.

— Какое! — махнул тот рукой. — Уже и Дорошенко! Полковница наша Марианна вернулась! Да вот ступайте туда, там все вам расскажут! Наслушаетесь чудес!

И с этими словами он отворил перед казаками обшитую железом дубовую дверь, ведшую в одно из помещений для команды, а сам поспешно отправился дальше.