Патрик Вебер - Катары

Шеналь погрузил шприц во флакон.

— Под конец войны нам хватило ума сделать так, чтобы репутация наша не пострадала. Иные решили уехать куда-нибудь, начать жить заново, а многие вот и остались. И я остался. Только денежки свои не надо было слишком выставлять напоказ. Так это не беда, я жил всегда не шикарно.

Желтоватая жидкость стала медленно перетекать из флакона в шприц.

— А дела-то еще совсем даже не закончились! Адольф там в Германии застрелился, но его старый приятель Франко в Испании остался у власти. А мы тут как тут — помогать бошам потихоньку перебраться через Пиренеи. Многих мы так переправили. После войны тут такой был бардак — дело наше здорово шло, и никто ничего не подозревал. Хорошо работали, да?

Шеналь подошел к Ле Биану и выпустил из шприца три капельки — проверить, все ли нормально.

— И все было здорово, пока не приехало сюда пятеро немцев. Тогда уже власти в полиции навели кой-какой порядок, проходить границу стало труднее. Так что нам нужно было немножко времени все приготовить, а они за это время разузнали про наши дела.

Хозяин засучил Ле Биану рукав и поднес шприц к руке.

— Не бойся, больно не будет. Мне больнее было, когда я словил пулю, чтобы доказать, что я за тебя. Ну, если честно, нагнал ты на меня тогда страха. Я уж подумал, ты мне совсем перестал доверять!

Иголка прошла историку под кожу.

— И когда пришло время тех немцев переправлять, они решили остаться. Затаиться и продолжить поиски Отто Рана. Тогда-то они придумали создать братство и возродить катаров. Сначала их принимали за чокнутых, но фон Граф человек не простой. В войну его называли инженером: так он все рассчитывал, заманивал своих врагов, а потом от них избавлялся. Так что, видишь ли, он и тут давно все рассчитал. И в Испанию даже не собирался.

Ле Биан стал потихоньку забываться, а Шеналь не переставал говорить:

— У него была полная сводка данных о коллаборационизме и незаконной торговле всех здешних жителей во время войны. А те, кто после войны как-то проскочил чистку, — под ними же земля горит. Так он и создал себе тайную армию, где все ему совершенно преданы. И я там просто рядовой солдат, Добрый Муж, как мы должны все друг друга называть. У меня была задача помогать тебе, а потом передать наверх то, что ты найдешь. Теперь я выполнил поручение и… Пьер!

Шеналь потряс Ле Биана — тот уснул крепким сном. Хозяин встал, вышел из сарайчика и пошел подогнать машину. Мартина в зале ресторана готовила вторую смену.

Пользуясь общей сутолокой, он выбрался из крепости и пошел по петляющей заросшей тропинке вниз к дороге. Любому другому было бы трудно искать путь в темноте, но он его хорошо знал и не боялся пробираться среди кустов. Добрый Муж шел быстро: у него было всего минут сорок, даже меньше. Он заранее наметил себе место немного не доходя до дороги: там был куст как раз достаточно густой, чтобы устроить незаметную позицию, и достаточно редкий, чтобы хорошо прицелиться. Он поглядел на часы (их стрелки под луной светились). Место было уже близко. Добрый Муж свернул с дороги вправо и раздвинул ветки. Вчера это укрытие казалось ему идеальным. Машину Шеналь поставит внизу и поведет Ле Биана на вершину пога — он обязательно пройдет мимо этой заросли. Теперь оставалось только выждать. Добрый Муж понятия не имел, сколько времени займет захват нормандца, как быстро машина доедет от «Альбигойцев» до Монсегюра. Он сел на корточки и затаился.

Свое решение он принял сам и ничуть не жалел о нем. Есть время играть спектакли и время делать дело. Теперь миссия Ле Биана закончена, и от него надо избавиться как можно скорее. Нет никакого доверия всем этим единоверцам: они подчиняются только из страха и готовы предать при первой возможности. Кто знает, как они поведут себя на церемонии? Лучше сразу убрать всех пленных и не рисковать.

Послышался шорох — если бы это Шеналь вел историка, шум был бы громче. Да и мотор не шумел, и света фар на дороге не было. Добрый Муж подумал: должно быть, он спугнул какого-то зверька. Охотничий инстинкт взыграл в нем, ему стало интересно, кто это: крыса, ласка? Он обернулся, посветил фонариком, и тут его потряс сильнейший удар в лицо. Он не видел кулака, вылетевшего из глухой темноты. Добрый Муж опрокинулся навзничь. Чья-то нога наступила ему на запястье, и крепко зажатый револьвер вывалился из руки.

— Какая жалость! — произнес голос за спиной.

— Карл, это ты?

— Я же говорил тебе, что не потерплю никакого неповиновения. Ты не только нарушил мои приказы — ты предал весь Орден. Эрвин, как ты меня огорчаешь!