Елена Селестин - Тициан. Любовь небесная – земная

Остаток дня Тициан собирал подрамники, выбирал хорошо загрунтованные холсты и натягивал их. Думать он был способен только о том, что завтра увидит принцессу, и знал, что уснуть сегодня ночью не сможет.

Два месяца Тициан жил словно в горячке. Спозаранку занимался материалами для мастера, проверял растирку пигментов, следил, насколько тщательно профильтровано льняное масло и терпентин, подбирал кисти. Затем готовил краски и все необходимое для себя. Кроме этих забот, по утрам, перед выходом из дома, у него много времени стало уходить на то, чтобы привести в порядок волосы, небольшую бороду, опрятно одеться.

Три-четыре часа, пока принцесса безмолвно сидела в мастерской и позировала, Тициан не замечал, как проходит время. Джамбеллино требовал, чтобы помощник все время был рядом, отслеживал все стадии, смотрел, как мастер прорабатывает набросок сепией на небольшой доске, переносит эскиз на холст, подбирает краски. Тициану хотелось одного – не отрываясь, смотреть на модель. При этом приходилось еще уклоняться от насмешек грумов, они воспринимали Тициана как человека равного себе, как слугу, задирали его. Несмотря на то что мальчишки были на две головы ниже, Тициан не мог ответить. Когда Джамбеллино опускал голову к палитре или отворачивался, грумы за спиной принцессы начинали корчить рожи и показывали Тициану языки, делали неприличные жесты.

Теперь Тициан знал, что Джиролама плохо видит. Грумы помогали ей выходить из гондолы, вели под руки по лестнице. То, что принцесса почти слепая, казалось Тициану, наделяло ее сверхчувствительностью. Он верил, что она может читать мысли. Кроме того, Джиролама постоянно принюхивалась и наверняка ощущала людей именно носом. Правда, запахи мастерской, ремесла, которые так нравились Тициану, принцессу, по-видимому, раздражали и даже заставляли страдать; она то и дело подносила к лицу надушенный платок, покашливая.

Тициан много размышлял о том, что Джиролама должна догадываться о его страсти; вдруг ее оскорбляет обожание такого простака? Он боялся даже вздохнуть, ему чудилось, что он не имеет права дышать, когда находится с ней в одной комнате. Принцесса не представлялась ему земным существом, она была пугающим ангелом – или чарующим демоном. Все в Джироламе было сказочным: одежда, легкое и будто светящееся тело, не видящий, но проникающий взгляд, нездешние ароматы ее покрывал, стеной отгораживающие ее от обыденного мира.

В полдень, когда грумы уводили принцессу, Тициан подбегал к окну, чтобы посмотреть, как она садится в гондолу и располагается на парчовых подушках. Он испытывал почти облегчение, потому что после ее ухода снова становился собой, будто освобождался от наваждения. Но одновременно он начинал подсчитывать, сколько времени осталось ждать до момента, когда снова увидит принцессу – грозное сияющее видение. Однако мечтать было некогда: Джамбеллино после обеда отправлялся отдыхать, а в мастерскую являлась Виоланта. Тициан принимался за работу, повторяя все стадии, которые проделывал мастер в первой половине дня, делая это почти механически. Натурщица была высокой, пышной, очень веселой. Распаренная жарой кожа девушки, ее длинные волосы благоухали жасмином. У Тициана часто кружилась голова; волна сладкого аромата Виоланты накладывалась на томный запах циветты и сандала, оставшийся после ухода принцессы Джироламы. Эти противоречивые мелодии ароматов, смешиваясь с испарениями из канала и сильными запахами мастерской, делали Тициана еще более нервным и рассеянным, ему трудно было работать. Контраст между женщиной, которая ни разу не взглянула в его сторону, и той, что смотрела на него во все глаза с улыбкой, будто искала его одобрения, был тоже труднопереносимым.

Если принцесса молчала, уткнувшись в кружево платка, может быть, даже дремала во время сеанса и лишь иногда велела груму записывать непонятные слова, то Виоланта не молчала ни минуты: шутила, смеялась, рассказывала истории, расспрашивала Тициана о детстве. Он понимал, что Виоланта добрая девушка, видел прекрасно, почему многие мужчины считают ее красавицей – волосы, кожа, грудь натурщицы были свежими, безупречными. Яркая венецианская красота! Но ему не хотелось разговаривать, ужимки казались грубоватыми, а ее общество – попросту скучным. Виоланта раздражала его. Разумеется, он часами смотрел на натурщицу, рисовал знаменитую грудь, свежий рот, рассматривал кожу без изъяна, прикидывая, какие краски смешать, сколько добавить белил, чтобы передать свечение тела. Но думал в это время о принцессе, жаждал видеть ее лицо. И что за взгляд был у Виоланты? Ничего в нем не было таинственного, это был влажный взгляд здоровой упитанной девицы, которая всегда находится в бодром расположении духа и думает, судя по всему, только о еде, нарядах да плотских утехах.