Сергей Мосияш - Фельдмаршал Борис Шереметев

И действительно, когда русская кавалерия явилась на прибрежные холмы, откуда хорошо просматривались море и берег, все увидели, что «швед» на самом деле бежит. Между берегом и флотом, стоявшим в миле от него, курсировало десятка три лодок, которые увозили на корабли солдат, густо толпившихся у воды. Рядом с нетерпеливой толпой солдат возбужденно кружился многотысячный табун уже расседланных коней, оттуда неслись ружейные и пистолетные выстрелы.

— Они убивают коней… — закричали сразу несколько человек. — Надо отбить их! Отбить!

— Рано, — отвечал Фразер на поднявшийся за спиной ропот. — Пусть больше сядет на корабли, тогда мы пойдем атака.

Фразер был прав, это понимал и капитан, но каково было смотреть конникам на избиение несчастных животных. И с правого фланга вдруг без всякой команды ринулись вниз, к берегу, кавалеристы, не менее эскадрона.

— Куда-а? — вскричал Фразер. — Стой! Стой, подлецы!

Куда там, конники неслись к берегу, а оттуда навстречу хлопали ружейные выстрелы, шведы пытались выстроить каре. Однако, как оказалось, русские и не думали на них нападать, эскадрон скакал в охват табуна, дабы завернуть и отогнать его от берега.

Группа солдат, занятая по приказанию Любекера уничтожением коней, была внезапно атакована и разбежалась. Огромный табун лошадей русские кавалеристы завернули и погнали от берега.

— Скорей, шорт вас побьери, — ворчал милостиво Фразер, довольный столь богатой добычей.

Более четырех тысяч лошадей было спасено русскими. А когда на берегу осталось около двух тысяч солдат, Фразер приказал атаковать, предупредив:

— Убивать только тех, кто с оружием. Остальных в плен на русский каша.

Через два дня капитан стоял перед генерал-адмиралом Апраксиным и докладывал о поспешном бегстве шведов из Ингрии.

— Ну что ж, с Божьей помощью проводили гостей, — перекрестился Апраксин. — А ныне надлежит тебе, капитан, скакать к государю с важной ведомостью. Левенгаупт выступил из Риги с обозом из восьми тысяч телег с провиантом и порохом. Идет на юг на совокупление с главной армией. Сей сикурс надлежит пресечь. Впрочем, государь сам знает, что делать. Ну а заодно поведаешь ему о нашей виктории, пусть сердце его хоть о сем не болит.

И, подойдя к капитану, Апраксин потрепал его ласково по плечу:

— Скачи, Ваня. Сколько можно скорей скачи.

— Федор Матвеевич, дозволь спросить тебя?

— Ну, спрашивай, чего уж.

— Что было написано в том пакете, что я Любекеру подбросил?

— А-а… — улыбнулся Апраксин. — Да всего три строки, братец. Я Фразера просил в том письме всякими силами попридержать неприятеля, пока-де я с сикурсом в сорок тысяч человек к нему не приду.

— И все?

— И все, братец. Любекеру и этого достало сообразить, что с его двенадцатью тысячами голодных солдат никак не устоять супротив сорока тысяч. Спасибо, поверил моей сказке. За это б от нас ему презент полагался, да, вишь ты, далеко, поди, уплыл уж.

Апраксин тихо засмеялся и опять по-отечески добродушно похлопал капитана по плечу:

— Скачи, Ваня. Для государя весть сия суть наиважнейшая есть.

Наконец-то король вышел из Могилева, простояв там почти месяц. Не по его воле задержка произошла, армия голодала. Многие в штабе, в том числе и Пипер, настаивали выступить навстречу Левенгаупту с его огромным продовольственным обозом.

Карл тоже понимал, что именно этот обоз в семь тысяч подвод поможет его армии дойти до Москвы, но не захотел ждать его в Могилеве, где солдаты умудрились съесть все живое, не брезгуя кошками и собаками.

Отправив в Ригу Левенгаупту приказ о выступлении на соединение с главной армией, Карл пошел сначала по направлению на юго-восток, но, дойдя до Долгих Мхов и забравшись в непролазные чащобы и болота, свернул на восток.

Дороги лесные были узкие и грязные. Голодные, выхудавшие кони едва волочили по ним телеги и пушки.

Много хлопот доставляли армии беспрерывные казачьи налеты. Казаки появлялись внезапно, словно падали с неба, с гиком и свистом налетали на растянувшуюся колонну, сверкая палашами, вихрем проносились и также внезапно исчезали, оставляя после себя десятки убитых и раненых шведских солдат.

Карла раздражало в этих налетах не столько появление казаков, сколько их быстрое исчезновение. Не успеют солдаты и ружей зарядить, а казаков и след простыл.

— Нет никакого удовольствия биться с русскими, — говорил король с нескрываемым презрением. — Потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут.