Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

Сталин прикрыл на мгновение глаза. Когда-то еще удастся попасть в Мацесту или в Сухуми, окунуться в теплую волну. Юг никогда не оказывался так далеко от Москвы, как сейчас…

Между тем положение на юге все тревожнее, и Сталин не видел пока, чем это положение можно выправить. Может быть, Василевский не подходит на должность начальника Генштаба? С уходом Шапошникова он словно утерял былую в себе уверенность и решительность. Возможно, это от возросшей ответственности. Что ж, придется подождать: пусть привыкнет, поверит в свои силы…

Сталин с сожалением отпустил Шапошникова, устраивавшего его во всех отношениях. Но старик действительно болен — и с этим ничего не поделаешь. Дело доходило до того, что у начальника Генштаба возникали провалы в памяти: он забывал о своих распоряжениях, путал фронты и командующих, не мог вспомнить иных приказов Верховного. Куда уж дальше… Однако Василевский чем-то похож на своего предшественника: мысли свои излагает четко, со Сталиным не спорит, исполнителен, но мало инициативен, дотошен, но ему не хватает широты взглядов и дерзости, присущих Жукову. И все-таки с ним легче, чем с Жуковым, который, будучи начальником Генштаба, при всяком удобном случае старался выдвинуть свою точку зрения и отстаивал ее до тех пор, пока Сталин не окорачивал упрямца.

Ничего не поделаешь, придется привлекать Жукова к вопросу отражения немецкого наступления на южном направлении. Пусть поработает вместе с Василевским: и для дела полезно, и соперничество между ними решит, кто из них окажется наверху.

После разгрома немцев под Москвой Сталин рассчитывал, что Жуков ему в качестве «пожарника» больше не пригодится. Он оставил его на Западном фронте, полагая, что немцы и в сорок втором возобновят попытки захватить Москву, а когда эти расчеты не оправдались, продолжал держать его там, ища ему замену среди других генералов, более покладистых и менее строптивых. Увы, никуда не годными оказались командующие фронтами: и потому, что недооценивали возможности противника и переоценивали свои, и потому, что плохо руководили и руководят вверенными им войсками. И никого, кто мог бы заменить Жукова: ни Тимошенко, ни Гордов на южном направлении, ни Конев и Мерецков на северо-западном, ни тем более Буденный с Ворошиловым, — никто из них не решил поставленных перед ними задач и вряд ли способен радикально изменить сложившуюся обстановку. А генерал Власов, на которого Сталин возлагал большие надежды, перекинулся к немцам, и это тем более странно, что он мог бы это сделать в сорок первом, но почему-то сделал только сейчас. Тут одно из двух: или он потерял веру в победу, или оказался с гнильцой, которая и дала о себе знать в решительный момент. Правда, поднимается новая поросль генералов, таких как Ватутин, Рокоссовский, Малиновский, Толбухин, но им еще надобно доказать, что они способны на большее. Так что выбирать почти не из чего. Пришлось снова вернуть на должности командующих фронтом Еременко и Мерецкова, снятых перед этим за бестолковость и пониженных до командующих армиями. И все-таки, и все-таки…

Сталин на мгновение представил себе лицо Жукова, его неломкий взгляд, тяжелый раздвоенный подбородок, его скрипучий голос, вспомнил тот телефонный разговор, когда Жуков отчитал его, Сталина, за вмешательство в прерогативы командующего фронтом, вспомнил, как Жуков пенял ему за то, что Сталин ложится спать поздно, начинает рабочий день за полдень, а в результате обстановка успевает измениться, приказы, требующие подписи Сталина, запаздывают. Пришлось — ничего не поделаешь! — менять свой привычный распорядок дня, мириться с тем, что все остальные предпочитают спать ночью.

Вспомнив все это, Сталин несколько мгновений, чтобы отвлечься, перебирал пальцами лежащие на столе бумаги: он с трудом выносил положение зависимости от кого бы то ни было, а тут получалось, что без Жукова не решается ни одна проблема. В то же время Сталин хорошо помнил, что не только Жуков, но и Шапошников, и Василевский были против перехода в решительное наступление Красной армии одновременно на нескольких участках советско-германского фронта. Однако именно Жуков наиболее последовательно отстаивал эту точку зрения, даже оставшись в одиночестве, именно он высоко, несмотря на поражение под Москвой, оценивал потенциал немцев и полагал, что Красная армия еще не вполне готова к широкомасштабным операциям. И, к сожалению, снова оказался прав.

Что ж, Жуков так Жуков.