Виктор Шкловский - Марко Поло

От моря ноги были слабы. Но вот он, остров Риальто, причаленный к другим островам многими мостами. Бот знакомый деревянный дом.

Крыша поросла мхом.

Постучались трое путников в двери.

Дверь открыл старик.

В доме не изменилось ничего. Слуга был стар. Посмотрел он долгим взглядом на нищих. Старший нищий ногой подтянул на прежнее место стоящий деревянный стул, сел.

Слуга заплакал.

– Входите, господа, судьба была неблагоприятна к вам, но дом наш сохранен.

Из дальних комнат пришли какие-то родственницы. Дом был стар, из канала пахло сыростью.

Того, кто ездил далеко и потом рассказывает удивительные, другим неизвестные вещи, считают лжецом.

Того, кто далеко ездил и долго не возвращался, считают мертвым.

За долгое отсутствие купцов Поло изменилось в Венеции очень многое. Около собора св. Марка выше поднялась колокольня с пологим входом внутри, заменяющим лестницу. С колокольни, окруженной строительными лесами, видел Марко Поло весь город – новые каменные дома, хвастливые башни, деревянные, крытые соломой дома солидных купцов, за ними лагуны, отмели, крепостицы и острова – подданные Венеции, а дальше горы.

Две большие водяные подковы охватывают острова. Сонные черные гондолы плывут в строе домов. Каналы похожи на промежутки между кораблями, стоящими в гавани.

Площадь Святого Марка тесна. На площади собор св. Марка, у собора два гранитных столба. На одном медный крылатый лев, на другом – статуя святого Федора, старинного покровителя города Венеции. Федор был патроном города, когда Венеция считалась вассалом Византии. Марк и его крылатый лев обозначают независимость. Между медным львом и медным Федором расстояние в несколько шагов.

В Венеции разрешено играть на этом пространстве в кости и в другие, во всех других местах запрещенные игры.

Это место вольности.

На площади великое стечение народа и чрезвычайная нечистота. Люди всех земель, всех языков снуют здесь, стараясь не наступить на ветошь лоскутников, продающих куски потертой ткани из любой страны света, на связки сушеной рыбы, на горы зеленого лука и чесноку. Люди всех наций, в разнообразнейших костюмах, черные, рыжие, беловолосые, испражняются по четырем углам площади, посредине, около вольных столбов, и даже на лестнице дожей. Здесь нет камня, к которому можно было бы прикоснуться хотя бы ногой без отвращения.

Эта площадь – не то площадь, не то палуба; под ней можно проехать на лодке, потому что стоит она на сваях.

Дож Венеции называется «владыка четверти и половины Римской империи».

Титул дожа с запросом, титул торгуется.

Дож еще носит красные полусапожки, такие же, какие носили византийские императоры. Но о том, чтобы перенести столицу в Константинополь, как мечтали семьдесят лет назад, в Венеции больше не говорят.

Раз в год, поздней весной, выезжает в море парадная плоскодонная галера, называемая «Буцентавр». Судно это тяжелое, могущее легко опрокинуться; нагружено оно высоким почетным троном; на троне сидит дож, по сторонам послы и купцы, на корабле сто флагов. Епископ выходит с крестом и читает по требнику чиноположение брака.

Все снимают шапки. Судно плывет медленно, и дож бросает в воду кольцо со словами:

– Мы на тебе женимся в знак истинной и вечной власти, которую над тобою имеем.

Море пока покорно, но путь в мир идет мимо венецианских островов, мимо островов, полученных за долги от греков, путь идет через морскую реку Босфор, через круглое Черное море. Эта вода и есть то море, которое должно быть верно дожу.

Но море изменяет Венеции с Генуей, с пизанцами.

Марко Поло помнит другое море, с другими звездами. То море ночью светится. В том море растут кораллы, в том море острова покрыты драгоценными деревьями. То море пахнет благовониями. То море любимо, неверно и неискренне, и к нему не вернуться.

Марко Поло скучно. Никто не заговаривает с ним.

Дядя и отец волнуются. Никто не приглашает их в гости. Дом стоит как зачумленный.

Николо и Маффео старше Марко, они выросли в этом городе, их не удивляло, что в нем не хватает воды для мытья. Запах каналов был им приятен. Одно неприятно – мало почета.

В темных залах дома Поло холодно.

Братья перебирали вещи, говорили между собою по-китайски, по-татарски, окликали слуг короткими индусскими словами и разговаривали между собою по-итальянски тогда, когда хотели, чтобы слуги их не поняли. С родственниками по ошибке заговаривали по-арабски. Грелись вечером у каминов, расточая дорогие дрова. Об этом в дальних комнатах шептались родственники – шептались и не подходили к камину.