Том Холт - Песенка для Нерона

К счастью, до этого не дошло. К тому моменту, когда мы отступили на сеновал с корзиной черствого хлеба (с образцами древнего салата и ломтем твердого сыра, добавленными из щедрости), нам до четырех сестерциев не хватало всего ничего. Не просто хорошие деньги — практически целое состояние.

— Я говорил тебе, — сказал я. — Мы должны были заняться этим несколько лет назад. Шестнадцать монет просто за то, что ты немного пощипал сушеные кишки. И при этом даже работать не надо.

Луций Домиций насупился.

— Ты был невнимателен, — сказал он. — Это и есть работа. Чертовски тяжелая работа. Я играл четыре часа, ни разу не присев…

— Это не работа, — указал я. — Раньше ты играл для удовольствия. Проклятье, да тебе приходилось подкупать людей, чтобы они пришли и послушали. И даже если считать это работой, то четыре часа поишачить за трехнедельную плату — почти так же хорошо, как быть сенатором, сдается мне.

— Как тебе угодно, — он устроил целый спектакль, чтобы показать, как устал — зевки, потягивание, вот это все. — А теперь нельзя ли попросить тебя завалить хлебало? Я собираюсь поесть этих отбросов и отправиться спать, если не возражаешь.

Я не обиделся, по крайней мере — не сильно.

— Ладно, — сказал я. — Мы поделим заработок, а потом можно будет…

Он нахмурился.

— Что ты имеешь в виду — поделим? — спросил он недовольно.

— Поделим, — повторил я. — Ты возьмешь свою половину, я — свою, как мы всегда делали.

Он рассмеялся.

— Забудь об этом, — сказал он. — Я заработал эти деньги, у меня они и останутся. Скажи спасибо за еду и крышу над головой.

Я не верил своим ушам.

— Что ты сказал? — спросил я.

— Ты меня слышал. Я работаю, я получаю. Или ты подыгрывал мне на флейте, да я не заметил?

— Ты ублюдок, — сказал я. — Вот что, давай сюда мою долю, пока я не рассердился.

Думаете, небось, что он рассыпался в извинениях? Ничуть не бывало. Наоборот, он вроде бы разозлился на меня.

— Ты вороватый мелкий грек, — рявкнул он. — О какой нахрен доле ты говоришь? Ты ни хрена не делал, только сидел, задрав ноги. Ты даже со шляпой не ходил.

Я уговаривал себя сохранять спокойствие, действовать разумно; незачем выходить из себя.

— Козел, — сказал я, начиная трястись и запинаться. — Чья вообще это была идея, твою мать? Кто уговорил тебя этим заняться, когда ты твердил: о нет, я не рискну, вдруг кто-нибудь меня узнает? Кто сказал, что мы можем спереть арфу? Кто отоварил того малого по башке? Если на то пошло, кто спас тебя от Стримона, когда все остальные на тебя забили? Если бы не я, ты бы уже был трупом.

— Мне это нравится, — фыркнул он. — Ладно, если ты решил поиграть в эту игру, то кто спас тебя от людей префекта в Александрии? Кто вернулся за тобой в ту тюрьму в Дамаске, хотя меня даже никто не искал?

— О, отлично, — сказал я. — Надо думать, ты сам спасся от торговца свечками и его ребят в Истрии, и я был совершенно не при чем.

— Прежде всего это ты меня втравил в то дело, что да, то да, — сказал он. — Но все, что я помню об Истрии, это что по твоей милости мы оба чуть не убились, когда ты предложил выпрыгнуть из окна.

— Да пошел ты в жопу, — сказал я. — Ладно, а рыботорговец в Галикарнасе? Он руки тебе собирался отрубить своим тесаком.

— Херня. И раз ты уж ты начал — что скажешь о том случае, когда ты висел на кресте, а я приказал тебя снять? Попробуй-ка это побей!

— Да, но ты это сделал только из-за Каллиста… — я осекся; нам обоим было понятно, что это уж слишком. Иначе я бы сказал: а как насчет того раза, когда мой брат умер, чтобы ты жил? и все стало бы совсем плохо.

Он уставился на солому.

— Ну, — сказал он, — пожалуй, ты помогал мне выбрать песни. И придумал, как добыть арфу. И…

Я вскинул голову.

— Половина — слишком много, — сказал я. — Думаю, надо пересмотреть доли. Как насчет разбивать три к одному?

— Ровно пополам, как мы всегда делали, — настаивал он. — Иначе будет слишком сложно. Кончим тем, что станем рядиться из-за половины гроша.

— А еще лучше, — сказал я, — назначить тебя казначеем. Все деньги будут у тебя, а когда надо что-нибудь купить, платишь ты. То есть зачем вообще их делить? Мы вроде не собирались разбегаться.

— Не собирались, верно, — сказал он, глядя в сторону. — Вряд ли это произойдет после всего, что было. Давай тогда ты будешь носить деньги…

— Чего? Таскать лишний вес? Ну уж нет. Ты большой, сильный, тебе и переносить тяжести, — я щелкнул языком. — Извини, — сказал я. — Я не должен был так орать. Ты этого не заслужил.