Юрий Федоров - Шелихов. Русская Америка

Шелихов стоял на причале. Суда отдали концы, и весельные лодьи повели их в глубину гавани. Сажень за саженью ширилось расстояние от бортов до стенки, и ширилась чёрная полоса воды между судами и твердью.

Григорий Иванович глянул на воду и отвернулся. Не смог смотреть: больно, чуть не до крика, ударила его в сердце растущая эта полоса. И ежели бы дозволено было ему — собрал бы все силы и перемахнул через провал между галиотом и причалом. Вбил каблуки в судовую палубу. Но такое было невозможно. На матёрой земле должен был он решать новоземельские дела, здесь, с Голиковым, Кохом, Лебедевым-Ласточкиным. Григорий Иванович смотрел вслед медленно уходящим судам и не сдержался, в мыслях ветра попросил, чтобы наполнились паруса и увели корабли. Скрылись бы высокие мачты, перекрестия рей, и даль засинила бы следы галиотов на волнах. Сейчас, когда всё было шатко с компанией и неизвестно даже и то, что назавтра ждёт, Шелихов до конца понял, как прикипел сердцем к новоземельскому делу. Там, у горизонта, с белыми парусами галиотов летела его душа. Напрягая зрение, Шелихов неотрывно следил за уходящими судами и знал, что сделает всё, но не позволит порушить великими трудами, самими жизнями прекрасных людей выстроенный новоземельский дом.

Ни Баранову, ни Бочарову неведомо было происходящее на Большой земле. Галиоту, где в каюте капитана лежало посланное Григорием Ивановичем управителю письмо, надо было ещё океан перейти, и только тогда оно попало бы в руки Баранова. Но путь этот был долог, да, когда бы судно и преодолело неизбежные испытания плаванья и пришло на Кадьяк, Баранов всё одно не узнал бы о постигших компанию невзгодах. Шелихов решил, что не след посвящать новоземельцев в эти тяготы. У них и без того забот было немало. Писал и думал, морщась: «Добывать деньги, изворачиваться здесь, в своре купеческой, самому придётся. Новоземельцы в том не помощники. Что ж смущать их?»

Но, однако, и без письма Шелихова многое из того, что произошло на Большой земле, новоземельцы узнали. И первым на себе почувствовал новое в положении компании Тимофей Портянка.

Тимофея, как ватага пошла закладывать Павловскую крепостцу, с десятком охотников послали на Алеуты промышлять зверя. Дело это было для Портянки привычное, и он с малой ватажкой пришёл на один из островов, сложил шалаши и начал промысел.

Первые дни всё шло успешно: зверя ватажка нашла, и Тимофей не сомневался, что промысел будет добрым. Но решил отыскать и новые лежбища. То, что было известно, считай, под руку взяли, а Портянка вперёд заглядывал. Мужик, Известно, был бойкий. С двумя охотниками под парусом пошёл он к соседнему острову.

Вышли рано, день едва начинался, но тяжёлая, обильная роса — Тимофей, идя к берегу от шалашей, до колена портки вымочил — показывала: будет вёдро, в море можно выходить без тревоги.

Негромко переговариваясь, ватажники столкнули на воду байдару, подняли парус. Тянувший от берега ветер хорошо повёл по спокойной волне.

Океан дышал мерно, ровно, вода вздымалась громадой и так же, без всплесков, опускалась, чтобы через минуту подняться вновь, в известном только ей, миллионами лет выверенном, ритмичном движении. От океана веяло спокойствием, ничем не тревожимой уверенностью, и Тимофей, сидя под парусом, не ждал неожиданностей.

К соседнему малому острову подошли через час. Со скал навстречу сорвались чайки, кайры [20] Кайры — род птиц семейства чистиковых. Гнездятся на северных побережьях Евразии и Северной Америки (на птичьих базарах). — заорали, забили крыльями над байдарой. Тимофей, быстрыми глазами оглядывая мрачно и грозно вздымавшиеся скалы, отвёл рукой замешкавшегося у паруса ватажника, взялся за шкоты. У скал опасно вскипала волна. Пустив байдару вдоль прибойной полосы, Тимофей решил обойти скалы и с подветренной стороны пристать к берегу.

Портянка наматывал шкот на руку, когда неожиданный порыв ветра ударил в парус. Тимофея так рвануло за руку, что он чуть не упал в море. Байдару резко накренило. И тут что-то щёлкнуло в борт. Тимофей, борясь с парусом, оглянулся и с удивлением увидел в борту аккуратную круглую дырку. Он мгновенно вскинул голову и, к ещё большему удивлению, успел заметить над скалой тающий белый дымок. Это мог быть только след ружейного выстрела.

Парус щёлкал, бился и полоскал в безветрии, байдару относило к скалам. Тимофей, откидываясь на спину, натянул шкот и переложил парус. Встав под ветер, байдара пошла вдоль прибоя. Скоро миновали скалы и вышли как раз туда, куда и правил Тимофей. Портянку занимало теперь только одно: кто стрелял по байдаре?