Вячеслав Софронов - Кучум

— На, Ванюшка, попей, — трясущимися руками Иван Васильевич поднес отвар. — Может, поешь чего?

— Елену… — посиневшими губами прошептал тот.

— Не надо ее сейчас, ни к чему. Вот поправишься, тогда…

— Прощай, отец, — собрав силы, выдохнул царевич, и глаза вновь закрылись, по телу пробежала едва заметная судорога.

— Иван! Ванечка! — бросился на грудь сыну Иван Васильевич, продолжая что-то кричать, биться головой о стену, рвать на себе волосы, пока вбежавшие на крик Годунов и Бельский не оттащили его и долго удерживали бьющегося в припадке царя.

Комнаты наполнились людьми. Пришли монахи, слуги, непрерывно льющий слезы по умершему брату Федор с женой. Не было лишь Елены, которую все это время держали взаперти, и никто не решался ей сообщить о смерти мужа, опасаясь за ее жизнь.

Иван Васильевич к ночи затих, сжался, как-то скукожился, у него не держалась нижняя челюсть и он постоянно икал, пил воду, мутными глазами смотрел вокруг и даже забыл про свой посох, который Годунов поспешил затолкать подальше в кладовую. Царь, словно глухонемой, ходил меж людьми, никого не узнавая, и лишь повторял: "Ваня… Ванюшка… Ванюша… Сыночек…"

Хоронить Ивана Ивановича повезли в Москву без гроба, положив на мягкую солому на простой телеге, по уже замерзшей дороге, а отец шел следом, придерживая руками его подрагивающие на выбоинах ноги.

После сражения к казакам попали в плен шесть человек из числа воинов царевича Алея. Их подобрали под стенами городка, где они лежали, мучаясь от ран, и ждали наступления ночи, чтобы уползти в лес, а может, надеялись, что свои не забудут о них и подберут. Когда же казаки с бранью и пинками поволокли их в крепость, то сибирцы лишь зло таращили на них глаза и глухо выли, предвидя долгий плен, а то и скорую расправу.

Всех шестерых стащили в подвал возле воеводской избы, где обычно и держали аманатов-заложников или беглых работников. Сейчас подвал был пуст: аманаты давно не попадались, а из русских мужиков бежать никто не рисковал, зная о снующих вокруг вогульцах и татарах.

Ермак, узнав о пленных, захватил с собой Гришку Ясыря и направился к ним, недовольно хмурясь, что возможно кто-то из соплеменников может оказаться перед ним. Но едва он осветил фонарем настороженные лица пленных, как сомнения его развеялись. То были степняки. И он облегченно вздохнул, поставил на землю принесенный фонарь со свечой, а сам уселся на деревянную колоду возле дверей. Григорий пристроился сзади и с интересом рассматривал находящихся перед ним сибирцев.

— Кто привел сюда сотни? — резко спросил Ермак и ткнул пальцем в сторону невысокого воина, прижимавшего руку к халату, из-под которого сочилась кровь.

— Царевич Алей, — едва слышно выдавил тот из себя — Сколько всего сотен пришло с ним? — на этот раз Ермак указал на широкоплечего, сидевшего на земле нукера с перевязанной головой.

— Не считал, — нехотя отозвался тот и глянул на Ермака презрительно, словно и не он вовсе находился в плену.

— Хорошо, не считал, — согласился атаман, — ты, верно, не помнишь и как твою родную мать зовут и откуда сам здесь появился. Скажи ты, — указал на совсем молодого паренька с перебинтованной грязной тряпкой ногой.

— Сотен пять будет, — писклявым голоском сообщил паренек.

— Пять, говоришь… Похоже на то. Как ты, Григорий, думаешь?

— Откуда мне знать, атаман. Они когда к стенам кинулись, то думал их не меньше двадцати сотен.

— Да у тебя, верно, в глазах от страха двоилось. Да? А их всего-то пять сотен. Слушай, — атаман сел на корточки перед молодым парнем, — а тебя как зовут?

— Селим.

— А отца как звали?

— Етим-бай. Он служит у важного человека, и если ты меня не отпустишь, то тот человек может рассердиться и наказать тебя, — по всему было видно, что мальчишка перетрусил, к тому же потерял много крови и держался из последних сил. Лишь присутствие других воинов мешало ему расплакаться.

— И как же зовут того человека? Скажи, не бойся. Если он действительно уважаемый человек, то вылечим тебя и отпустим домой к отцу.

— Правда? — глаза паренька загорелись, он чуть надул губы и с расстановкой произнес: — Того человека зовут Соуз-хан. Он очень, очень важный человек. Даже сам хан Кучум приезжает к нему в гости.

— Что ты сказал? Как, как его зовут?

— Соуз-хан. Он очень богатый человек.

— Да-а-а… Тут я с тобой согласен. Соуз-хан человек богатый и уважаемый. А что, он еще жив?

— Конечно, — удивился паренек и схватил атамана за руку, — значит, вы меня и вправду отпустите? Ведь я не соврал? Да?