Ясуси Иноуэ - Хозяйка замка Ёдо

Нагамаса и впрямь выглядел как живой, и Тяте впервые за долгое время почудилось, что добрый и нежный отец снова совсем рядом. Однако, вглядевшись повнимательнее, она обнаружила, что в его облике чего-то не хватает. Перед глазами встало лицо дяди Нобунаги. С тех пор как дамы из клана Асаи нашли приют под крышей Киёсу, военачальник лишь однажды нанёс им визит. Все они тогда почтительно склонились перед своим властелином, и Тятя слышала, как он обратился к её матери со скупыми словами утешения.

Несмотря на кратковременность встречи, худое лицо Нобунаги, увиденное в тот день Тятей впервые, оставило в памяти девочки яркое воспоминание. Маленькие глазки с пронзительным взглядом, крупный нос, поджатые губы, заострённый подбородок произвели на неё неизгладимое впечатление. Внутренняя сила проступала в лице военачальника куда отчётливее, чем в лице её отца и даже деда. Неудивительно, что этот могущественный и властный человек их уничтожил.

Сравнивая портрет отца с обликом Нобунаги, глубоко врезавшимся в память, Тятя отчётливо понимала: в портрете отсутствует что-то очень важное, но никак не могла определить это «что-то». И задыхалась от разочарования, тоски и смутно закипавшего гнева. Она ещё не знала, что ей самой предстоит вступить в противостояние с безжалостным военачальником, заклятым врагом и испытать при этом сложные чувства, отличные от тех, что мучили её мать. Не знала девочка и того, что в семье она больше, чем кто-либо другой, была похожа на своего дядю.

Осенью 2-го года Тэнсё, вскоре после поминального обряда, сопровождавшего первую годовщину смерти Нагамасы и справленного тайком в покоях замка Киёсу, Тятя познакомилась с Тасуко и её младшими братьями — Такацугу и Такатомо Кёгоку.

О-Ити, опасавшаяся, что поминальную службу по её супругу Нобунага воспримет как вызов, действовала с особой осторожностью. Неизвестно, о чём шла речь на переговорах, однако в итоге Нобунага лично прислал ритуальные дары в память о покойном, примеру своего господина последовал и Нобуканэ, хозяин Киёсу. При этом обряд был проведён в строжайшей тайне, в присутствии узкого круга посвящённых. Настоятель Бодайдзи, фамильного храма Нагамасы, по всей видимости, тоже убоялся гнева Нобунаги, поскольку отрядил на церемонию только двух молодых монахов, да и те тотчас удалились, едва закончив читать сутры. Странная это была церемония. Ни один из её участников по молчаливому соглашению ни разу не упомянул имени покойного, в честь которого и совершался ритуал.

Через несколько дней после поминовения пришла весть о прибытии двух братьев и сестры из дома Кёгоку. Прослышав о том, О-Ити, сидевшая на энгаве, подняла голову, и на её лице отразились смешанные чувства. Трое детей, родившихся от брака старшей сестры Нагамасы и воина из клана Кёгоку, приходились ей племянниками. Но отношения между домами Асаи и Кёгоку были куда сложнее тех, что устанавливаются у обычных семей, соединённых брачными узами. Род Кёгоку имел долгую и славную историю. Уроженцы провинции Оми, его представители издревле владели этими землями и в эпоху Муромати [19] Муромати- период правления сёгунов из дома Асикага (1335–1573 гг.). были первыми в четвёрке знатных домов, родственных сёгунам и занимавших самое высокое положение в воинской иерархии. Помимо Кёгоку, в четвёрку входили Ямана, Иссики и Акамацу. Случилось так, что Нагамаса в своё время убил Такаёси, отца этих детей, и захватил его владения. Таким образом, прошлое превращало Асаи и Кёгоку в заклятых врагов.

О-Ити знала, что её племянники, наследники рода Кёгоку, ведут нищенскую жизнь в резиденции, выстроенной неподалёку от Одани, но со времён падения замка вестей от них не получала. И вдруг сегодня, год спустя после смерти Нагамасы Асаи, они хотят нанести ей визит здесь, в месте её заточения…

— Приведите их, — бросила О-Ити человеку, известившему её о прибытии Кёгоку, и поделилась новостью с тремя дочерьми, которые играли в саду.

Тяте нередко доводилось слышать о клане Кёгоку. О том, что он имеет определённое отношение к Асаи, девочка не догадывалась, но знала, что речь идёт о семействе даймё провинции Оми, некогда знаменитом и влиятельном, а ныне пришедшем в упадок. Это имя — Кёгоку — звучало для неё как-то особенно, обладало таинственной властью, которой не было ни у одной другой благородной самурайской фамилии, оно пробуждало в её душе уважение, смешанное со страхом и приправленное печалью, странной печалью, как будто тянешь руки к манящей вершине, понимая, что она никогда не будет достигнута.