Ясуси Иноуэ - Хозяйка замка Ёдо

В начале третьей луны четыре посланницы покинули Осаку.

Возвращение Охацу в замок было предусмотрено на начало четвёртого месяца. В этот промежуток осакские военачальники занимались спешными приготовлениями к последней битве.

Через несколько дней после отбытия посольства к Иэясу Тятя нанесла визит в покои Сэн-химэ — собиралась высказать кое-какие претензии. Как и в прошлый раз, невестка приняла её с величайшим уважением и усадила на почётное место.

— Впереди — новые сражения? — грустно спросила Сэн-химэ.

— Коли война началась, её нужно довести до конца. На сей раз мы будем биться, пока от этого замка не останется камня на камне, — твёрдо сказала Тятя.

— Но ведь этот замок уцелел в боях, хотя и казалось, что его вот-вот сровняют с землёй. Да и я давным-давно должна была умереть, а всё ещё живу. Так, может, и грядущая битва не станет последней? Впрочем, если мне суждено погибнуть, жалеть будет не о чём…

— Во время нашей прошлой беседы вы, помнится, мечтали о мире.

— Я мечтала о настоящем мире. У меня не было сомнений, что договор будет подписан, но я так же хорошо знала, что этот мир не продлится долго. К сожалению, мы с господином Хидэёри были единственными, кто это понимал.

Сэн-химэ сокрушённо покачала головой, а Тятя смотрела на невестку во все глаза, и не узнавала её, и думала, что юная заложница из дома сёгуна ведёт себя так, будто в ней нет ни капли крови Токугава.

— Я никогда не видела, как замки исчезают в огне, — тихо продолжала Сэн-химэ. — Печальное, должно быть, зрелище… — Она произнесла это с искренней грустью.

Тятя всё ещё не могла отвести взора от девятнадцатилетней девочки, которая вдруг так точно выразила её собственные мысли и чувства. В тот момент Тяте почудилось, что между ними установилась душевная близость, какой у неё никогда не было ни с Охацу, ни с Когоо. Сэн-химэ повзрослела, расцвела как женщина, обрела здоровую психику человека, не знавшего горестей, и Тятя, чьё детство прошло в скитаниях от замка к замку, Тятя, видевшая, как рушатся крепости, которые были ей родным домом, и как умирают дорогие её сердцу люди, неожиданно для себя прониклась к племяннице живейшей симпатией.

В вишнёвом саду у резиденции Сэн-химэ только-только начали распускаться бутоны. Тятя медленно шла среди деревьев; внезапный приступ головокружения заставил её остановиться. Возникло видение: вокруг закачалась призрачная стена огня, языки пламени жадно потянулись к ней. «Сэн-химэ!» — закричала Тятя. «Я здесь!» — отозвался чистый звонкий голосок, и в алом ревущем вихре пожара показалось личико Сэн-химэ с неуловимой улыбкой на устах. «Она уцелеет в огне, который уничтожит Осакский замок!» — пронзила Тятю странная мысль. Головокружение прошло. Она схватилась за плечо прислужницы, почувствовав слабость, но в следующий миг отпустила её и зашагала дальше.

Сменяли друг друга дни, насыщенные заботами. На подступах к замку суетились воины и мастеровые, трудились с утра до ночи, но работы по восстановлению укреплений продвигались ни шатко ни валко. Тятя то и дело поднималась на смотровую площадку тэнсю обозреть поле деятельности, и всё, что она видела, — это беспорядочно набросанные повсюду горы земли да чернеющие то здесь, то там ямы, которые никак не могли слиться в один ров, хотя их численность прибавлялась день ото дня.

Ещё до возвращения четырёх посланниц из Сумпу поползли тревожные слухи: Иэясу набирает войско и готовится выступить на запад. Обитатели Осакского замка и горожане занервничали. Ураку Ода, наравне с Харунагой Ооно командовавший во время зимней осады Осаки армией Тоётоми, бежал из замка вместе со своей семьёй. Тятя не слишком-то рассчитывала на этого стареющего полководца и никогда не питала к нему особого доверия, однако его предательство стало для неё событием не менее неприятным, чем отступничество Кацумото Катагири.

Вишня в том году распустилась рано по сравнению с годом минувшим — в самом начале третьей луны — и быстро отцвела. Однажды вечером, в разгар цветения, Тятя прогуливалась по саду с двумя прислужницами и вдруг с ослепительной ясностью поняла, что любуется сакурой в последний раз. Она постаралась отогнать эту мысль, принялась убеждать себя в том, что настанет день, когда она снова, рядом с сыном, пойдёт под ветвями, тяжёлыми от бело-розовых лепестков. Никогда ещё её мальчик не устраивал по случаю любования цветущей вишней праздника столь же роскошного, как то торжество в Дайго, которое прославило его отца. Хидэёри просто не может умереть, не познав радостей, вдохновлявших когда-то самого тайко! Хидэёри обязан жить! Все помыслы отца, все его свершения были направлены на то, чтобы его сын стал великим правителем!