Елена Селестин - Зеркало Рубенса

– Ну да… но Дэдли Карлтон и еще этот Мэтью, Тоби, он тоже… Это по их рекомендации. Мютенс – их протеже, насколько я знаю.

– При чем здесь они? Вранье! Он бездарность, как вообще Мю-ютенса можно сравнивать со мной! – кричал Рубенс. – Мизинца, ногтя моего не стоит ваш Мютенс!

«Повезло вам, мэтр, что вы не слышали, что говорит о живописи из вашей мастерской граф Арундель, – молча усмехнулся Жербье. – Герцог, как и покойный король Яков, привыкли доверять суждениям Арунделя больше, чем собственным глазам. А графу всегда нравился только Тициан, ну – ван Дейк еще, но не ваши фламандские толстухи с раскормленными амурами. Арундель называет вас, мэтр, «жалким подражателем великого Тициана…».

Еще вчера вечером Рубенс сомневался, стоит ли ехать в Лондон. А если ехать, то не сразу, конечно. Сначала нужно набить себе цену, жениться на Сусанне и тогда уже достойно и не торопясь переезжать. Но чтобы вместо него выбрали серого Мютенса? И это – английский двор?! Правду говорят: самоуверенные болваны, вот кто правит Англией.

– Вчера вот здесь своими ушами я слышал, что милорд желает видеть меня, и только меня, при лондонском дворе… он, верно, не сказал вам из деликатности, боясь задеть ваши чувства, а вы, Жербье, извините меня, болтаете глупости! Вам, наверное, не сочли нужным сказать…

Рубенсу показалось, что глаза Жербье, выглядывающего из-под стола, смеются. «Что смешного может быть для мелкого проходимца в моих словах? Злорадствует? Мютенс пообещал ему больше заплатить?»

– Сколько он вам заплатил, месье Бал-лтазар-р-р, сколько вам заплатил Мютенс, я вас спрашиваю? Ладно еще ван Дейк или там Брейгель, но… зачем вы вообще пришли сегодня? Шутить дурные шутки? Пить мое вино с утра? Хватит!

– Ладно, мэтр, не сердитесь. – Жербье поднялся с пола, не торопясь вытер грязные пальцы о скатерть, косточку ловко выбросил в окно. – Покажите мне лучше антики. Правду я сказал: все поменялось со вчерашнего дня, а виноват во всем Ришелье. Ну, эти французы, как всегда…

– Ничего я вам не буду показывать, я не обязан.

– Перестаньте, – рассмеялся Жербье, но вдруг стал серьезным. – Зря сердитесь, я работал на вас все утро. Вы ничего не теряете, уверяю вас. Наоборот, нас с вами можно поздравить, мэтр Рубенс!

– Так и знал – вы пошутили.

– Зачем мне шутить? Придворным художником нашего короля Карла станет Даниэль Мютенс.

– И что, вы предлагаете мне выпить за его успех?

Жербье случайно стукнул кубком по драгоценной вазе и послушал, как стекло мелодично зазвенело. Затем еще раз прикоснулся нарочно – гулкое «буммм» заполнило пространство студии.

– Герцог покупает ваши антики, мэтр. Но за это… он поручит вам, то есть нам с вами, одно важное дело.

– Антики? Какие?

– У вас их много? Я так и думал, хотя вы мне их не показываете! Он сказал, что купит все. Ну, все, что у вас есть здесь, в доме. Картины тоже, ваши и итальянцев. Я поэтому хотел посмотреть. Когда я был у вас раньше, честно сказать, не очень внимательно оглядел собрание, потому что ваш дом, мэтр, словно дворец турецкого паши, человек в нем теряется. – Жербье, не переставая болтать, перешел в овальный зал и крутил головой, осматривая мраморы и крича уже оттуда: – Милорд попросил меня оценить все это, так что дело в наших руках, мэтр!

Рубенс привык, что он лучше других понимает мотивы поступков людей и часто предвидит их. Потом диктует свои условия. Но, похоже, у герцога голова устроена иначе, чем у других смертных…

– Вы представляете, сколько я шесть лет назад заплатил Карлтону за это? И сколько собрание стоит сегодня? Всем известно, что в английской казне нет денег. – Рубенс все никак не мог сообразить, как относиться к тому, что услышал от Жербье. – Удивительно еще, что герцог купил библиотеку Фомы Эрпениуса, на какие средства, я не понимаю.

– Купил за деньги, за настоящие деньги, и притом очень большие. Великий человек! Ближе к делу, мэтр: сколько может стоить ваша коллекция? Надо назвать цену! Я пришел как раз за этим.

– Но почему? Почему все так резко поменялось, месье Жербье? Можете объяснить толком?

– Ладно. До обеда, пока кратко, скажу одно: Ришелье не разрешил милорду въезд во Францию в качестве посла, ну и, собственно, ни в каком ином качестве. Ни-ког-да! Понимаете, что это значит? Война! Милорд, само собой, в бешенстве, он кричал сегодня: «Если я не поеду в Париж как посол, я войду в него во главе армии!» И это уже касается нас с вами, мэтр. Мы нужны милорду именно для этого.