Мария Голикова - Зима с Франсуа Вийоном

— Но почему?

— Да потому, что твой мэтр Вийон… он в этой жизни — всё равно что внебрачный сын какого-нибудь герцога при дворе, понимаешь?

— Пока что не очень.

— Всем чужой… Знатные такого никогда не примут за своего — и незнатным он даром не нужен, им он тоже никогда не станет ровней. Если Вийон ещё жив, что очень вряд ли, то мы с тобой найдём развалину, истерзанную болезнями и несчастьями. Вспомни хотя бы ту его балладу с рецептами, как приготовить злые и завистливые языки… Человек, который радуется жизни и умеет настоять на своём, никогда такого не напишет! Это слова человека смертельно обиженного, глубоко раненного, который так и не сумел постоять за себя… И никакие насмешки, шутки и острые слова не могут скрыть этой обиды! Ты меня знаешь, Жан-Мишель, я плохо разбираюсь в цезурах и рифмах. За этим — не ко мне. Но слабака от сильного я всегда могу отличить. Вот вчера читал этого мэтра Вийона и думал, что коли уж у тебя нет денег — так не ходи на рынок.

— Боюсь, мой друг, что опять тебя не понимаю.

— Да тут и понимать нечего. Будь ты хоть семи пядей во лбу, будь ты хоть весь усыпан талантами, как королева — жемчугом, если ты выберешь себе противника не по силам — пропадёшь, и таланты твои тебя не спасут.

— О каком противнике ты говоришь? Мэтр Вийон — мирный человек.

— У каждого из нас есть противник, Жан-Мишель! Каждый ведёт свою войну, хочет он того или нет! Кто-то — с бедностью, кто-то — с несчастьями, кто-то — с законом, если угораздит попасть в его когтистые лапы… Кто-то — со временем. И все без исключения борются со смертью, все стараются отогнать эту старуху с косой подальше. Для того ведь и учатся, как мы с тобой, и строят города, и зарабатывают деньги.

— И все в конце концов проигрывают…

— Не скажи, — возразил Анри. — Удержаться на ногах, не упасть в грязь, не выронить оружия и не дать стереть улыбку со своего лица — это уже победа!

— А что мэтр Вийон? Ты относишь его к проигравшим?

— Нет, я отношу его к невезучим неудачникам.

— Но как?! Он же невероятно талантлив! Разве его стихи…

— Да я не про стихи, пойми ты наконец! Я ведь уже сказал — у него хорошие стихи! Действительно хорошие. Наверно, лучшие из всех, что я читал. Всё в них точно, как есть, — и смех, и слёзы. Я про него самого… Да ладно, что болтать попусту. Давай разыщем его — и сам увидишь, что я прав.

И Анри, и Жан-Мишель расспросили своих знакомых, но никто из них ничего не знал про мэтра Вийона, поэтому единственной дорогой, способной привести к нему, осталась книга. Для начала друзья отправились к издателю Пьеру Леве.

Анри совершенно не волновали недостатки этого издания, он их даже не заметил, а Жан-Мишель до сих пор не мог простить месье Леве многочисленных ошибок, небрежности и непочтительного отношения к грамматике, но всё равно при встрече с ним разволновался, вдруг осознав, что перед ним — один из тех, кто будет определять будущее человечества. В том, что за печатной машиной — будущее, он уже не сомневался. Это будущее казалось таким огромным, таким неохватным, что и завораживало, и пугало.

— Рад знакомству, господа, только у меня очень мало времени… Что вам угодно?

Пьер Леве говорил быстро, но смотрел внимательно. Невысокого роста, в прошлом — с густой шевелюрой, а теперь — с заметной лысиной, с ухоженными усами и бородой, одетый небрежно, но со вкусом. Поверх коричневого костюма на нём был фартук — видимо, он только что работал в книгопечатном зале, может, проверял работу помощников, а может, сам выполнял особо важный заказ… Заметив, что Анри вмиг оценил осанку месье Леве и его довольно дорогой костюм, Жан-Мишель укоризненно покачал головой — мол, хотя бы иногда ты, друг, мог бы и забыть о деньгах, о силе и слабости, а подумать, например, о книгах, о том, какую удивительную работу каждый день выполняет этот человек, стоящий сейчас перед нами… Впрочем, Жан-Мишель не высказал своих мыслей вслух, а его многозначительного взгляда Анри, как обычно, не заметил.

Анри показал Пьеру Леве книгу.

— Нам угодно познакомиться с мэтром Франсуа Вийоном. Вы знаете, где его найти?

— Даже если бы я знал, мой юный друг, я бы хорошенько подумал, прежде чем сообщать вам, где он живёт.

Анри вспыхнул, сверкнул глазами и сделал движение рукой, сразу выдавшее его привычку носить при себе кинжал, несмотря на настойчивые запреты закона, и хвататься за этот кинжал по малейшему поводу. Но месье Леве не удивился — похоже, он видал и не таких, даром что был книгоиздателем. Люди, имевшие дело с книгами, традиционно считались беспомощными в уличных потасовках, а Пьер Леве, похоже, был исключением из правила… Он сделал рукой жест, призывавший остыть и вложить в ножны все кинжалы, даже воображаемые.