Мария Голикова - Зима с Франсуа Вийоном

— Ну ты и загнул. Язык нельзя сравнивать с матерью. У человека может быть только одна мать, однако образованный человек способен изучить несколько языков. И что дальше? Куда заведут тебя такие рассуждения? Впрочем, я не собираюсь объяснять тебе основы логики. Просто знай: если я когда-нибудь сделаюсь учёным, то смело скажу, что меня как учёного вскормила именно латынь! Я обязан латыни всем, что во мне есть хорошего!

— А французский, значит, тебя недостоин?

— Французский — это язык для повседневных дел. Но не для книг.

— От кого я слышу это! — воскликнул Жан-Мишель. — От человека, который только недавно превозносил Эсташа Дешана и его «Искусство сочинять и слагать песни, баллады, виреле и рондо»! Между прочим, эта книга написана на французском! Первая французская «Поэтика»!

— Мой друг, — Поль смотрел на него как на нерадивого ученика. — Quod licet Iovi, non licet bovi [4] Что позволено Юпитеру, не позволено быку ( лат .). . А точнее, того, что позволено Эсташу Дешану, не стоило делать мэтру Вийону. Больше мне по этому поводу нечего сказать.

— Ты напрасно думаешь, что Вийон писал на потребу публике! Да, он писал живо, его стих не переползает с трудом со строки на строку, а льётся свободно! Но эта лёгкость обманчива, Вийон — образованный человек, его стихи показывают, как много книг он прочитал. Ты просто не мог не заметить многочисленных цитат, приведённых точно и к месту!

Поль скептически покачал головой.

— Цитат у Вийона действительно много, но я бы не сказал, что его познания так уж глубоки. Иногда он называет известные имена просто для красоты, лишь бы прозвучали. Так поступают все школяры, когда хотят скрыть пробелы в знаниях… По мнению Вийона, Аристотель полагал, будто знания делают человека безумным лунатиком! Это великий Аристотель, философ и учёный!

Жан-Мишель насмешливо улыбнулся.

— А тебе не приходило в голову, что Вийон просто пошутил?

По лицу Поля он понял, что ему такое действительно не приходило в голову. Поль поднял голову и ответил:

— Я не считаю, что в стихах допустимо шутить подобным образом… Я уважаю поэзию и отношусь к ней серьёзно! А вот Вийон, как мне кажется, не слишком-то высоко ставит поэтический канон, раз позволяет себе шутить с ним. Следует ему только внешне, для вида, а на самом деле…

— А я считаю, что умные шутки только обогащают стихи! Я читал и поражался, какое у мэтра Вийона чувство языка, какие рифмы, какие глубокие мысли!

— Тогда мне тем более непонятно, отчего он не пишет свои глубокие мысли на латыни. И дело даже не в том, что не пишет, — сегодня, к сожалению, многие пишут по-французски. Таких книг становится больше, и рано или поздно они всё заполонят… Дело в том, что стихи этого Вийона и не могли быть написаны на латыни! Почему? Давай попробуем понять. Думаю, возможных причин только две: либо месье Вийон не любит латынь — но в таком случае он мне неинтересен… Либо он просто не владеет латынью в той мере, чтобы на ней писать, — но тогда я тем более не собираюсь его читать! Полагаю, вторая причина вернее. Отсюда и шутки, которые тебе так нравятся, и этот вульгарный жаргон… Нет, мой друг, такие вещи происходят только от невежества и от грубости нравов.

Жан-Мишель начал горячиться.

— А ты не думал, что у мэтра Вийона могли быть и другие причины писать по-французски?

— Какие, например? — Поль был невозмутим, как будто играл в шахматы. Он внимательно слушал, что скажет Жан-Мишель, хотя по его лицу уже становилось понятно, что он не согласится ни с какими доводами.

— Например, любовь к французскому языку, желание продемонстрировать всем его возможности, которых ничуть не меньше, чем у латыни! Желание показать в своих стихах живых людей и живые чувства! И, наконец, желание выразить такие вещи, для которых латынь просто не подходит!

— Вот! — торжествующе подхватил Поль. — Ты сам всё сформулировал гораздо лучше меня, мне просто нечего добавить. Я не желаю читать о вещах, для которых не подходит латынь!

— Ты меня не понял! Я имел в виду вовсе не грубые и низкие предметы, о которых неприятно и недостойно читать, а совершенно новые для поэзии темы!

— Ещё раз повторю: человеческой жизни не хватит, чтобы познать всю глубину уже написанного! Какие ещё новые темы?! Не смеши меня. Вот низкие темы Вийон действительно любит, а новых я у него что-то не заметил, — протянул Поль.

Жан-Мишель начал закипать, как котелок на огне.

— Послушай, Поль, ты…

— О чём спор? Книжку поделить не можете? — раздался весёлый голос. К Полю и Жану-Мишелю подошёл Анри, студент того же коллежа, где они учились. Если бы на Анри взглянул Гиппократ, придумавший четыре человеческих темперамента, то сразу определил бы его в сангвиники — Анри был сильный, высокий, живой, энергичный, со здоровым румянцем и белозубой улыбкой. Впрочем, никто не принимал Анри за весёлого простачка: его тёмные глаза смотрели прямо, твёрдо, испытывающе — так смотрит человек, умеющий себя поставить, так смотрит опытный дуэлянт. Этот взгляд как бы приглашал: «Ну, давай померяемся силой, если не боишься, — только знай, что я буду сильнее». Если что-то ему не нравилось, в его глазах появлялась тяжесть, он ерошил свои густые тёмные кудри, и у него начинали ходить скулы, но разговаривал он при этом негромко и подчёркнуто спокойно. Его гнева опасались и предпочитали с ним не связываться, хотя Анри был добродушен и редко выходил из себя.