Жорж Бордонов - Копья Иерусалима

Жанна в мужском костюме последовала за нами. Бледность и молчаливая апатия настолько разнились с ее обычной живостью и всем пышущим здоровьем обликом, что даже старые бароны, при всей их суровости, были встревожены. Во время дороги с ней несколько раз повторялись те приступы слабости, что обычно охватывали короля, и я должен был поддерживать ее, чтобы она не выпала из седла.

— Ох уж эти мне женщины со своими месячными! — брякнул все же один из них, вызвав кое у кого смех.

Взглядом я заставил их замолчать. Когда мы отъехали в сторону, я обратился к ней:

— Друг мой, что с вами?

— Со мной то, что он умирает. Я не могу даже причесать его: волосы отпадают с кусками кожи, питавшей их. Этот признак последней стадии болезни говорит мне о том, что дни его на исходе, но я не могу поверить, что скоро останусь одна.

— У вас останется по крайней мере один верный друг. О! Я не попрошу вас о дурном. Я даже не стану пытаться изгладить воспоминание о короле из вашей памяти. Мне достаточно одной дружбы.

— Дорогой Гио, прости меня, но я могу любить только его.

— Короля не станет, и я оставлю свою должность оруженосца. Если вы захотите, мы вернемся во Францию, в Молеон. Я стану воином из охраны поместья и буду желать только одного: служить вам и быть рядом с вами. А если вы предпочтете остаться в Святых Местах, и я останусь подле вас. Куда бы вы ни направились, я последую за вами из любви к королю.

— Пойдешь ли ты туда, где я скоро окажусь?

— Вы должны жить!

— А кто говорит о смерти?

— Церковь запрещает пресекать свою жизнь.

— О, разуверься, я слишком тороплюсь в рай, где он будет ждать меня, чтобы подвергаться проклятию. Ибо единственное мое упование — воссоединиться с ним… Гио, я устала, это правда. Я жажду покоя.

По обычаю Бодуэн три раза ударил во врата Аскалоне перчаткой, надетой на беспалую руку. Они оставались закрытыми. Горожане высыпали на стены, превозмогая в себе желание открыть ворота, противоречащее их клятве перед графом Ги. Лузиньян не отвечал на призывы, но насмерть перетрусивший из-за своей же непокорности, не осмеливался показаться на глаза. Покориться же ему не позволяла предательница Сибилла. Никто не знал, о чем толковали между собой супруги в этих обстоятельствах, в какой грязи был вывалян несчастный Лузиньян, какими издевательскими и злобными речами они обменялись. Так или иначе, город со своими окаменевшими жителями по стенам, со своими неуверенными, не знавшими, что делать, солдатами оставался закрытым. Король, пощадив его и избавив от позора осады, протрубил отход к Яффе, другому фьефу Лузиньяна. Здесь же город не просто сдался нам, но его войско и жители вышли навстречу торжественной процессией и с почестями передали его ключи. Так Яффа перешла во владение Бодуэну, и он назначил там королевского наместника. Лишенный главного своего владения, отрезанный от мира в Аскалоне, среди враждебного народа и ненадежных вассалов, Лузиньян с этих пор не мог нанести ощутимого вреда. И все-таки король решил покончить с ним. В Сен-Жан-д'Акре он созвал парламент, чтобы возвестить на нем о низложении Ги и подтвердить правление Триполи. Патриарх Ираклий, командор тамплиеров Арно де Торрож, а также и Роже де Мулен, Великий Магистр госпитальеров, высказались в поддержку Ги. Они припали к стопам короля и умоляли его позволить Ги возместить причиненный ущерб. Он отказал. Рассерженные ходатаи оставили парламент. А между тем Бодуэн решил послать их на Запад, чтобы снова просить о немедленной помощи короля Франции Филиппа Августа, английского монарха Генриха Плантагенета, императора Фридриха Барбароссу и папу Луция III. Только этот грандиозный крестовый поход величайших монархов мира мог бы сокрушить Саладина и обеспечить выживание королевства. Он мог бы стать и поводом для примирения этих могущественных венценосных соперников. Покинув зал, согласившиеся на эту срочную миссию Ираклий, Торрож и де Мулен отложили ее тем самым на неопределенное время, чтобы досадить и помешать королю.

Немного погодя, осознав, что ни мольбой, ни молитвой он не добьется снисхождения от прокаженного, граф Яффский решил отомстить ему. И он это сделал по-своему, то есть подло и низко, может быть, по наущению Сибиллы. Зная, сколь дорог королю мир с Саладином, они попытались уязвить его именно с этой стороны. С согласия короля, получавшего известную дорожную пошлину, аравийские бедуины пасли свои стада вблизи замка Дарун. Будучи уверенными в своей безопасности, они не предпринимали никаких мер предосторожности. Арабы всегда верили в честность и прямоту Бодуэна. Лузиньян напал на них со своими рыцарями, которые убили многих пастухов и забрали все, что только могли найти.