Вихров сообщил, что боевые действия прекратились. Остались лишь мелкие шайки, занимающиеся исключительно грабежом населения. Но с ними ведется решительная борьба, и с каждым днем шаек становится меньше. Рассказал он и о том, что изыскательские партии уже закончили свою работу и в самое ближайшее время начнется постройка железной дороги из Каршей в Душанбе.
— Ну вот и сделали доброе дело, — подытожил Плотников. — Да! Вам не приходилось встречать там бывшую жену эмира бухарского? Красавица. Лет двадцати. Она вышла замуж за одного старшину из Алтайской бригады. Только вот какого полка, шут его знает!
Вихров с недоверием посмотрел на своего собеседника.
— Жена старшины? Жена эмира бухарского?.. Да нет!.. Вы что-то путаете. Это немыслимо!
— Да, да, — Плотников утвердительно кивнул головой. — Я сам их в плен брал.
— Кого?
— Жен эмира. Их было более сотни.
— С ума сойти! Как же вы их взяли? Расскажите, пожалуйста.
— Да тут сказ короткий, — начал Плотников, поудобней устраиваясь. — Когда эмир бежал в Восточную Бухару, мы шли за ним по пятам. Подбегаем к Курган-Тюбе. Стоп! Мост сожжен. Это он спалил, чтоб от нас уйти. Мы кинулись искать броды. А там сплошной камыш. Вдруг видим, что такое? Арбы, лошади, люди. Оказалось, мост-то он спалил, а почти весь транспорт остался по эту сторону. Глядим: женщины. Жены его. Сто тридцать жен! И одна лучше другой. А самая красавица, что я говорил, бывшая рабыня гиссарского бека Овлия-куля. Он себе ее растил, а пришлось отдать эмиру. Таушон ее звали. А остальные жены — те больше дочки беков и разных чиновников.
— Куда же вы их дели?
— А вот послушайте. Всех их мы переписали и отправили в Душанбе. Там их на работу — полы в госпитале мыть. А эти бекские дочки такие лентяйки, такие неряхи! Они только и делали, что ели да спали. Не знаю, как сам эмир их терпел. Шут его знает!.. А Таушон уж до того сама чистая, до того аккуратная. Как входит в какую палату — смотрит, не грязный ли пол. И если грязный, тут же помоет. И вот, понимаете, тот старшина, что я говорил, он там раненый лежал, влюбился в нее. Женился. А она девушка еще была. Да, вот как бывает, какие люди мимо проходят, — заключил, вздохнув, Плотников с таким выражением, что Вихров заподозрил, не жалеет ли сам командир эскадрона, что пропустил такую прекрасную девушку и не женился на ней.
— Следовательно, все жены эмира бухарского были на положении рабынь? — спросил Вихров.
— Да. Кроме одной. Француженка. Авантюристка. Золотом спекулировала. Ей одной разрешался выезд во все европейские страны. Даже в Америку ездила. Видно, и по шпионажу работала. А в общем, шут ее разберет!..
Узнав из дальнейшего разговора, что Плотникову приходилось бывать в Ташкенте, Вихров спросил, как ему добраться до штаба фронта. Плотников объяснил, но тут же предупредил, что в таком виде являться в штаб нельзя: сначала надо приодеться немного.
— Как приедете в Ташкент, — говорил он, — идите прямо на Куриный базар. Такие бриджи отхватите, и сапоги, и гимнастерку. Только за карманы держитесь: нэпманы народ аховый.
— А как в Ташкенте с билетами? — поинтересовался Вихров.
— Так вы же по литеру. Только не пожалейте доплатить и берите место в спальном вагоне дальнего следования. Хоть отоспитесь за все эти годы. До Москвы пятеро суток.
— Мне до Ленинграда.
— Ну тем более…
Вихров последовал всем этим советам. И когда после экипировки посмотрел в зеркало, то сам себя не узнал. Но об одном он долго жалел. Жалел он о прострелянной в Бабатаге фуражке, оставленной в Ташкенте вместе со всем остальным пришедшим в ветхость имуществом.
О доплате к литеру он не жалел. Ему еще никогда не приходилось ездить в международных вагонах. И теперь даже не верилось, что сегодня он будет спать не на песке, подложив под голову седло, густо пропахшее конским потом, а вот на этих чистых, хрустящих под рукой простынях. Ведь почти четыре года он не спал в чистой постели!..
Всю дорогу Вихров отсыпался, и хотя целую неделю находился в пути, он почти не заметил, что поезд уже подходил к Ленинграду. До Пушкина, где стоял его полк, оставалось тридцать километров. Там ждала его Сашенька. Он дал телеграмму с дороги, но не указал точное время приезда. Мысль о том, что он не застанет ее дома, чрезвычайно волновала его. Следовало дать еще телеграмму, но он не догадался и теперь ругал себя…
Уже смеркалось, когда Вихров ехал по улице Красной Звезды. Глаза его отыскивали знакомый номер. Ага, вот он, дом двадцать пять. Вот куда он слал свои письма.
Читать дальше