Ясуси Иноуэ - Пещеры тысячи будд

Синдэ взял на себя обязанности командира, выстроил солдат на площади, поблагодарил за отвагу, а потом приказал подать им лапшу и вино. Подкрепившись, люди разошлись по казармам.

Чжу Ванли, сидя в сторонке, видел все, что происходило вокруг, и молча наблюдал за своими бойцами. Потом он сделал знак Синдэ приблизиться и что-то прохрипел. Синдэ вынужден был переспрашивать много раз, низко наклоняясь к губам полководца.

– Завтра днем начнется резня. Пусть правитель Яньхуэй и жители спасаются из города.

Ухо Синдэ обдало жарким, прерывистым дыханием.

– Завтра в город войдет армия Юань-хао. Я убью этого мерзавца. Больше у меня не будет такой возможности.

Синдэ был ошеломлен. Но, справившись с волнением, он подумал, что подобный поворот событий отнюдь нельзя считать странным: скорее всего, план зрел в голове Чжу Ванли уже давно, и вот наконец пришло время действовать. Только один раз Чжу Ванли высказал намерение отомстить Юань-хао – это было во время перехода из Ганьчжоу в Сучжоу, на следующий день после того, как уйгурская царевна бросилась с городской стены. С тех пор полководец больше не упоминал об этом случае, но в его сердце по-прежнему жила ненависть к правителю Западного Ся. И по пути из Сучжоу в Гуачжоу он загадочно обмолвился о том, что давно, мол, решил, что будет делать. Теперь Синдэ понял намек.

– Ее пытали три дня и три ночи, прежде чем она согласилась стать наложницей Юань-хао, а в конце концов она покончила с собой. Теперь этот негодяй получит по заслугам. – Если бы мог, Чжу Ванли выкрикнул эти слова, но клятва мести прозвучала едва слышно.

– Какие у вас были отношения… с ней? – Синдэ задал вопрос, уже давно мучивший его.

– Я любил ее, – вздохнул полководец.

– И все? Просто любили?

Чжу Ванли помолчал, а потом поднял голову и проговорил:

– Не знаю, что испытывала она ко мне. Знаю только, что я ее любил. Овладев ею впервые, я понял, что не смогу без нее жить. Я и сейчас ее люблю.

Слова Чжу Ванли было трудно разобрать, однако Синдэ услышал главное. Значит, Чжу Ванли овладел уйгурской царевной. Это все-таки случилось. Теперь, когда смутные подозрения оправдались, Синдэ почувствовал, как сами собой у него сжимаются кулаки, но нечеловеческим усилием воли сдержался.

– Откуда у вас это ожерелье? – тихо спросил он.

– Когда Юань-хао забирал ее у меня, мне захотелось оставить что-нибудь на память. Я коснулся ее ожерелья, она сама сняла его с шеи и отдала мне. – Чжу Ванли резко вскинул голову и с вызовом посмотрел в глаза сопернику, будто желая сказать: «Только попробуй усомниться!»

Синдэ молчал. И тогда полководец опять заговорил:

– Я все равно убью Юань-хао. Поступай как знаешь. Если не хочешь присоединиться ко мне, уходи из города.

– Я останусь с вами. Думаете, я боюсь Юань-хао? Думаете, убегу?

Синдэ был в ярости. Нет, он не питал ненависти к сидевшему перед ним Чжу Ванли. Какое у него было право ненавидеть или упрекать старого военачальника, даже если тот силой взял уйгурскую царевну? Синдэ сам оставил ее на попечение Чжу Ванли и не вернулся, нарушив клятву. Так уж случилось, что Чжу Ванли полюбил девушку больше, чем он, Синдэ. Но Юань-хао похитил ее, чтобы прибавить к своему огромному гарему, принудил быть наложницей. И в результате стал причиной ее гибели. Если Чжу Ванли хочет убить негодяя, он, Синдэ, ему поможет! Гнев полководца захватил и его.

Однако, в отличие от Чжу Ванли, Синдэ сохранил способность мыслить объективно. Он не считал, что убить Юань-хао, правителя Западного Ся, будет легко. Если повезет, все свершится втайне. В противном случае невозможно даже представить себе последствия. Когда их, двух наемников-ханьцев, схватят, расплачиваться придется всему ханьскому населению Гуачжоу и Шачжоу…

Яньхуэй тем временем умирал от страха. С того дня, когда стало известно, что скоро Гуачжоу наводнит армия тангутов, его трясло, как в лихорадке. Почти каждый час правитель менял свои намерения: то он решал открыть завоевателям город и организовать торжественную встречу, то собирался бежать в Шачжоу и вместе с братом держать там оборону. Хотя Синдэ тоже был солдатом армии Западного Ся, ханьское происхождение поставило его в щекотливое положение советника Яньхуэя и надо было как-то успокаивать правителя. До сих пор Синдэ полагал, что Гуачжоу и Шачжоу необходимо всеми силами избегать противостояния могучим тангутам. Гвардию правящей в Шачжоу династии Цао в расчет можно было не принимать, но даже если Сяньшуню и Яньхуэю удастся собрать всех подданных, способных держать оружие, они не сумеют выстоять против закаленных в боях бесстрашных тангутских воинов. Намного разумнее позволить армии Юань-хао мирно войти в город. Естественно, семья Цао и другие ханьцы сохранят часть своих привилегий и накопленное за долгие годы богатство. Вспоминая события в Лянчжоу и Ганьчжоу, Синдэ не думал, что тангуты станут зверствовать. Но если передовая конница армии Западного Ся взбунтуется по приказу Чжу Ванли, ситуация станет развиваться совершенно иначе. Поскольку и солдаты Чжу Ванли, и представители династии Цао – ханьцы, тангуты сделают вывод, что они восстали, защищая свои земли.