Иван Вазов - Под игом

Кралич бежал не оборачиваясь. Сзади раздалось несколько выстрелов, но в спасительной темноте пули не задели его. Однако он бежал, видно, не слишком быстро, потому что вскоре кто-то схватил его сзади за рукав. Выпростав руки из рукавов, Кралич рванулся вперед и ускользнул от преследователя, оставив ему свою куртку. Вслед ему раздалось еще два выстрела. Кралич бежал вперед, сам не зная куда; он еле переводил дух, ноги у него заплетались от усталости. С каждым шагом ему все больше хотелось повалиться на землю и уже не вставать. Но вот ослепительная молния внезапно осветила все вокруг, и Кралич увидел, что он уже посреди поля, а погоня осталась где-то далеко позади. В изнеможении он опустился на землю возле орехового дерева, чтобы хоть немного прийти в себя. С гор дул сильный свежий ветер, и шелест листвы сливался с его завыванием и глухими раскатами грома. Вскоре гроза приблизилась, гром угрожающе прогрохотал над головой беглеца и заглох где-то в беспредельном пространстве. Короткий отдых и свежий воздух вернули беглецу силы. По всему было видно, что сейчас начнется дождь, и Кралич быстро пошел дальше, ища, где бы ему укрыться от грозы. Вокруг него жалобно стонали деревья, высокие вязы пригибались к земле под напором ветра, шуршала трава; казалось, вся природа насторожилась и угрожающе ворчит. Редкие крупные капли дождя, как пули, застучали по земле. Снова молния очертила неровный силуэт горного хребта, и могучий раскат грома прокатился по небу, словно стремясь обрушить небосвод. Хлынул дождь, под бешеными порывами ветра косые его струи хлестали землю; молнии, сверкающие в тучах, бороздили тьму, озаряя деревья и горы своим фантастическим бледно-голубым светом. Это волшебное зрелище, что открывалось лишь на миг, сменяясь глубокой тьмой, напоминало какую-то страшную, грозную феерию. Дивное очарование таилось в этой борьбе стихий, в этой перекличке стран света, в этой адской иллюминации бездн. Казалось, будто все это — величественное представление, игра безграничных и таинственных сил, борющихся друг с другом и в то же время сливающихся в какой-то неземной демонической гармонии… В грозу природа поднимается на вершины высочайшей поэзии.

Кралич промок до нитки; молнии ослепляли его. раскаты грома оглушали, но он шел, не разбирая дороги, то продираясь сквозь кустарники, то под деревьями, то по бахчам и нигде не находя убежища от дождя. Наконец до него донесся плеск падающей воды, заглушивший все остальные шумы. Он подошел к мельничной плотине. Новая вспышка молнии внезапно осветила крышу мельницы, стоявшей под ветвистыми ивами. Кралич подбежал к ней и укрылся под навесом над дверью. Немного погодя он толкнул дверь. Она открылась, и он вошел. Внутри было темно и тихо. Вскоре гроза прошла; дождь прекратился как-то сразу, перестал дуть ветер, и месяц позолотил кромки рваных облаков. Ночное небо прояснилось. Так быстро погода меняется только в мае.

Послышались приближающиеся шаги, и Кралич поспешно спрятался в узком проходе между рундуком для зерна и стеной.

— Смотри-ка, дверь открылась; должно быть, от ветра, — услышал он во тьме грубый мужской голос, и сразу же кто-то зажег керосиновую лампочку.

Выглянув из своего убежища, Кралич увидел мельника, рослого сухопарого крестьянина, а рядом с ним босую девочку в коротком фиолетовом сукмане. [13] Сукман — женское платье без рукавов из грубой ткани. Девочка — вероятно, это была дочь мельника — силилась запереть дверь на засов. Ей было уже лет тринадцать — четырнадцать, но держалась она как ребенок, а ее черные глаза с длинными ресницами смотрели по-детски кротко. Простой грубый наряд не мог скрыть стройности ее стана, и в будущем она обещала сделаться красавицей. По-видимому, отец и дочь уходили куда-то недалеко, быть может, на какую-нибудь мельницу по соседству, — одежда их не успела промокнуть.

— Хорошо, что мы закрепили колесо, не то сломало бы его в этот ливень, — проговорил мельник. — Уж этот дед Станчо! Как начнет рассказывать, конца не видно… Ну, слава богу, никто, кажется, сюда не забрался и не обворовал нас с тобой. — Он оглянулся кругом. — Иди-ка ложись, Марийка. И зачем только мать прислала тебя сюда? Того и гляди, натерпишься из-за тебя страху.

И мельник, что-то мурлыкая себе под нос, стал прибивать гвоздем оторвавшуюся доску.

Марийка послушно отошла в угол, постелила себе и отцу и, положив несколько земных поклонов, легла на козью кошму; как всякое беззаботное существо, она заснула немедленно.