Михаил Иманов - Гай Иудейский.Калигула

Лишь только он произнес это я в страхе отшатнулся от него так резко, что ударился затылком о стену, из глаз моих брызнули искры.

— Видишь, — сказал он, когда я чуть пришел в себя — значит, тебе все известно, — Значит, твоя память пойдет теперь по нужному руслу — И добавил с уже знакомым мне дрожанием губ — Значит, мой любимый Гай все таки открылся и страх его стал сильнее разума.

Он взял меня за руку и, довольно грубо дернув, сказал:

— Пойдем, Никифор, нам предстоит долгий путь, а человеческая жизнь так коротка.

С этого момента я сделался пленником Суллы. Пленником особого рода, почти добровольным пленником. Это трудно объяснить, почти невозможно. Но я так боялся его, что не смел бежать. Он не угрожал мне, не связывал меня на ночь, не говорил, что если я побегу, а он поймает меня, то мне будет плохо. Ничего этого он не говорил и не делал. Но я словно был привязан к нему невидимой веревкой: не очень короткой, не очень длинной, но очень крепкой, которую не развяжешь, не разрубишь, а главное, не посмеешь разрубить.

До сих пор не могу понять, верил ли он в то, что я не знаю, где Гай, но точно был уверен, что с моей помощью найти Гая будет значительно легче. Мы не жили вместе, так, как мы когда-то жили с Гаем, — я жил сам по себе, а он отдельно от меня, но все время находясь вблизи. И даже когда я не видел его, я все равно почти физически ощущал его незримое присутствие. Я мог бы сказать, что он постоянно следил за мной, но это неверно: не он следил за мной, а я не мог оторваться от него. Мне сейчас кажется, что если бы я сумел от него убежать и он потерял бы меня, то не он, а я не смог бы так жить.

Мои объяснения могут показаться путаными, но других у меня нет. Есть в мире вещи, которое не объяснишь человеческими словами, и чем упорнее будешь пытаться объяснять, тем дальше будешь уходить от истины. Только Господь знает все. С этим нужно смириться, но не с грустью, а с радостью.

Прошло больше полугода с того дня, как ко мне подошел Сулла. Сначала был страх, потом неудобство от его постоянного присутствия, потом, как это всегда бывает с человеком, я просто привык к нему. Когда я ехал по дороге, или когда останавливался отдохнуть у рощи, или сидел вместе с другими нищими у ворот храма, мне не нужно было оглядываться за спину и смотреть по сторонам — Сулла неизменно был где-то рядом. Ехал в двухстах шагах за мной, стоял на другой стороне улицы, его глаза встречали мой взгляд из толпы где-нибудь на рынке или на празднестве. Бывало, он исчезал на несколько дней, и тогда меня охватывало беспокойство. Я уже говорил, что не могу объяснить причину, но беспокойство было самым настоящим и все нарастающим. Когда он снова появлялся, я облегченно вздыхал.

Я ловил себя на мысли, что уже не ищу Гая, то есть не было уже прежнего упорства в достижении цели. Да и сама цель — Гай — потускнела и маячила передо мной нечетко, словно в рассветном тумане. Я все еще желал обещанного Гаем богатства, но уже не верил в него. Может быть, не знаю, но если бы не Сулла, я уже не ходил бы по известному маршруту, но, пока он был, я, как подталкиваемый чьей-то рукой, шел и шел неостановимо.

Время от времени до меня доходили слухи о жизни нашей общины. Она не распалась, даже разрослась и приобрела среди людей довольно заметное влияние. Их теперь называли последователями исчезнувшего Гая. Правда, не знаю, как они называли сами себя, наверное, по-другому. Я знал о них не много — то, что они есть, то, что проповедуют свое учение (мне неинтересно было, в чем оно заключалось) и что возглавляет общину Иосиф, тот самый старик. Когда-то я страшился встречи с ними и был очень осторожен. Но прошло много времени, и, думаю, обо мне забыли. Да и вряд ли кто-нибудь из них сейчас смог бы опознать меня. Давным-давно уже не было того уверенного, властного, самодовольного Никифора, а был обычный нищий странник, кочующий из города в город, смиренно и умело собирающий милостыню у храмов.

Не думал, что судьбе будет угодно столкнуть меня с одним из бывших спутников, и, разумеется, не предполагал, что эта встреча так круто изменит мою последующую судьбу. Если бы встреча эта произошла где-нибудь в толпе на рынке или на паперти храма, я не был бы так удивлен. Но она произошла на дороге, когда я был один, если не считать где-то вдалеке следовавшего за мной Суллы.

Я увидел странника, идущего мне навстречу, обычного странника, каких я встречал тысячами — бедно одетого, смертельно усталого, с неподвижным и отсутствующим выражением на лице. Когда мы поравнялись, равнодушно скользнув друг по другу взглядами, что-то как будто шевельнулось во мне. И я, оглянувшись на него, уже прошедшего мимо, вдруг окликнул: