Энн Райс - Иисус. Дорога в Кану

Кто есть Христос Спаситель?

Ангелы пели при его рождении. Волхвы с Востока принесли дары: золото, ладан и смирну. Это были дары ему, и его матери Марии, и человеку по имени Иосиф, который считался его отцом.

В Храме старик взял младенца на руки и обратился к Богу со словами: «Свет к просвещению язычников и слава народа Твоего Израиля».

Так рассказывала мне мама.

Было это много-много лет назад.

Возможно ли, что Христос Спаситель — плотник из Назарета, человек, которому за тридцать, один из многочисленной семьи плотников, где мужчины, женщины и дети занимают десять комнат старинного дома? Возможно ли, что в эту зиму без дождей, зиму бесконечной пыли и разговоров о беспорядках в Иудее Христос Спаситель в поношенной шерстяной накидке спит рядом с другими у чадящей жаровни? Возможно ли, что он спит в этой комнате и видит сны?

Да. Я знаю, что это возможно. Я и есть Христос Спаситель. Я знаю. То, что я должен знать, я знаю. И то, что должен был изучить, я изучил.

И в этой плоти я живу, потею, дышу и стенаю. Плечи у меня болят. Глаза в эти страшные засушливые дни пересохли от долгих переходов до Сепфориса через серые поля, где сгорают под тусклым зимним солнцем семена, потому что дождя нет.

Я Христос Спаситель. Я это знаю. Остальные тоже знают, но часто забывают об этом. Моя мать долгие годы не говорила об этом ни слова. Мой приемный отец, Иосиф, теперь уже стар, сед и все время дремлет.

Я не забываю никогда.

И когда я проваливаюсь в сон, иногда мне становится страшно, потому что мои сны — мои враги. Они буйные, как папоротник-орляк или внезапно налетевший жаркий ветер, что несется по запекшимся долинам Галилеи.

Но мне снятся сны, как и всем людям.

И в эту ночь, у жаровни, согревая под накидкой замерзшие руки и ноги, я видел сон.

Мне снилась женщина, такая близкая, моя женщина, и вдруг она стала девушкой, а потом, как это бывает во сне, вдруг превратилась в Авигею.

Я проснулся. Сел в темноте. Все спали, не двигаясь, с раскрытыми ртами, угли в жаровне уже стали пеплом.

«Уходи, возлюбленная дева. Мне не дано этого знать, и Христос Спаситель не узнает того, чего знать не хочет, — или того, чего у него никогда не будет, и об этом ему известно».

Она не уходила, Авигея моих снов с распущенными волосами, струящимися по моим рукам, словно Господь в Эдемском саду создал ее для меня.

Нет. Наверное, Господь сотворил сны для подобного осознания — или так казалось Христу Спасителю.

Я поднялся с циновки и, стараясь не шуметь, подкинул в жаровню углей. Мои братья и племянники не пошевельнулись. Иаков сегодня ночевал с женой в их общей спальне. Маленький Иуда и Маленький Иосиф, оба уже ставшие отцами, спали здесь, подальше от малышни, льнущей к их женам. И здесь же спали сыновья Иакова — Менахем, Исаак и Шаби, прижавшись друг к другу, точно щенята.

Я по очереди перешагнул через всех и вынул из сундука чистую одежду — шерсть пахла солнцем, под которым сушилась. В этом сундуке лежало только чистое.

Я взял одежду и вышел из дома. Порыв холодного ветра в пустынном дворе. Горстка облетевших листьев.

Я остановился посреди выложенной камнем улицы и поднял глаза на величественную бездну сверкающих звезд, распростертую над крышами.

Это безоблачное холодное небо, сплошь усеянное крошечными огоньками, на какой-то миг показалось мне невыразимо прекрасным. Заныло сердце. Как будто небо смотрит прямо мне в глаза и меня покрывает, одаривая своей милостью, бескрайняя сеть, наброшенная чьей-то невидимой рукой. И это небо — вовсе не огромная и непостижимая пустота ночи над дремлющим селением, которое, как сотни других, тянется по склону холма между погребальными пещерами, иссохшими полями и рощицами оливковых деревьев.