Энн Райс: Иисус. Дорога в Кану

— Дети, — произнес мой дядя Клеопа, — дети, которые, возможно, даже не понимают, что видели. Что такого, что двое юношей спят под одним одеялом в зимнюю ночь?

— Все уже в прошлом, — сказал Иаков. — Разве мы собираемся теперь начать суд, какого не смогли устроить раньше? Все кончено.

— Ты прав, — сказал рабби. — Но пойдете ли вы к матери и отцу, сделаете ли это вместо меня? Если пойду я, то буду плакать слишком много и слишком долго и разгневаюсь. Если пойдет Иасон, он наговорит много ненужных слов.

Иасон невесело рассмеялся.

— Ненужных слов. О том, что эта деревня — просто жалкая кучка пыли? Да, такие ненужные слова я скажу.

— Ты не обязан жить здесь, Иасон, — заметил Иаков. — Никто не станет уверять, что Назарету нужен свой греческий философ. Возвращайся в Александрию, в Афины, в Рим, туда, куда ты вечно сбегаешь. Разве нам нужны твои философствования? И никогда не были нужны.

— Иаков, будь терпелив, — сказал Иосиф.

Рабби взывал к Иосифу, словно не слышал ни слова.

— Ступайте к ним, Иосиф, ты и Иешуа, вы всегда умеете найти верные слова. Иешуа может утешить любого. Объясните Науму, что его сын и сам был ребенок, так же как Сирота. Ах, бедный Сирота!

Мы уже собирались уходить, когда Иасон боком приблизился ко мне и сверкнул глазами. Я поднял голову.

— Берегись, чтобы люди не начали говорить что-то подобное и о тебе, Иешуа, — сказал он.

— О чем это ты толкуешь? — потребовал ответа рабби.

Он поднялся со стула.

— Не обращай внимания, — негромко произнес Иосиф. — Это пустяки, просто Иасон скорбит и о том, чего нет.

— Как, ты утверждаешь, будто об Иешуа не ходят странные слухи? — спросил Иасон, пристально поглядев на Иосифа, а затем на меня. — Ты же знаешь, как тебя называют, мой молчаливый и неколебимый друг, — обратился он ко мне. — Тебя называют Иешуа Безгрешный.

Я засмеялся, отвернувшись, чтобы не подумали, что я смеюсь ему в лицо. Однако на самом деле я смеялся ему в лицо. Он продолжал говорить, но я его не слушал. Я разглядывал его руки. У него были красивые нежные руки. И часто, когда Иасон разражался гневной тирадой или читал длинный стих, я просто рассматривал его руки. Они вызывали у меня мысли о птицах.

Рабби внезапно схватил Иасона за край накидки и замахнулся на него правой рукой, словно желая ударить. Но он снова опустился на стул, а Иасон залился краской. Теперь ему было стыдно, очень стыдно.

— Но они же болтают? — сказал Иасон, глядя на меня. — Где твоя жена, Иешуа, где твои дети?

— Я больше не стану стоять здесь и выслушивать подобные слова, — сказал Иаков и потянул меня к двери. — Ты не имеешь права говорить так о моем брате, — бросил он Иасону. — Все знают, что тебя гложет. Думаешь, мы глупцы? Ты просто не в силах вынести позор. Авигея тебе отказала. Ее отец выставил тебя на посмешище.

Иосиф вытолкнул Иакова из комнаты, пройдя мимо меня.

— Довольно, сын. Каждый раз ты попадаешься на его удочку.

Клеопа согласно кивнул.

Рабби тяжело опустился на стул и положил руки на пергамент.

Иосиф склонился над раввином и зашептал ему что-то. Я улавливал утешительные интонации, но не слова. Иасон тем временем сверкал глазами на Иакова так, словно тот сделался его личным врагом, а Иаков сопел, поглядывая на Иасона.

— Мало тебе несчастий? — негромко спросил Иасона Клеопа. — Зачем ты вечно изображаешь из себя Сатану? Хочешь судить моего племянника Иешуа, потому что не было суда над Йитрой и Сиротой?

— Иногда мне кажется, — ответил Иасон, — будто я рожден для того, чтобы говорить вслух то, о чем все думают, но никто не осмеливается произнести. Я предостерегаю Иешуа, вот и все. — Он понизил голос до шепота. — Разве одна его родственница не дожидается нынче его решения?

— Это неправда! — заявил Иаков. — Все это нелепые домыслы завистников! Тебе она отказала, потому что ты ветреный, а зачем женщине выходить замуж за ветер, если ее никто не неволит?

Внезапно все заговорили разом: Иасон, Иаков, Клеопа, даже Иосиф и рабби.

Я пошел вниз по улице. Небо было синее, улицы опустели. Никто не хотел выходить из дома после того, что случилось. Я уходил все дальше и дальше, но все еще слышал их голоса.

— Ступай писать письма своим друзьям-эпикурейцам в Риме, — сказал Иаков колко. — Расскажи им, какие скандалы сотрясают жалкую деревушку, в которой ты вынужден жить. Напиши сатиру, почему бы нет?

Он пошел вслед за мной.

Иасон выбежал за нами, обогнав двух стариков, которые тоже вышли на улицу.