Эмэ Бээкман - Чертоцвет. Старые дети [Романы]

Рот Алона растянулся в улыбке.

Что ж, несмотря на покупку дома, в банке останется еще немалая сумма. Когда парни подрастут, каждый получит свою долю. Он не оставит детей без отцовской помощи и благословения. Алон не забыл свою мать, которая когда-то, в далеком прошлом, с радостью помогла ему встать на ноги.

Ведь не ради же потомков Явы надрывался Алон! Бог сподобил Яву детьми. Сейчас она ждет десятого — ведь вот пришлось же поломать голову над именами. Если бы все женщины были такими молодчагами, жить на земном шаре вскоре стало бы тесно. Ну и силища у этой Явы! Одного мужа похоронила — всякое рассказывают об этом. А второй супруг пока держится.

Ява горда и упряма и, чем старше становится, тем упрямее. Хоть одним мохом будет питаться, а помощи не попросит. Алон уже и не помнит, когда она у него хотя бы копейку попросила. Как-то управлялась — с голодухи там никто не помер. Правда, в последнюю встречу — это просто чудо! — она выразила странное желание: дескать, пусть Алон привезет ей из Петербурга один апельсин. Непонятно, с чего ей вдруг втемяшилось в голову такое желание. Надо будет спросить у Ерема: есть ли в это время года в продаже такой товар?

При мысли, что он может сделать Яве приятное, у Алона на душе потеплело. Ведь в свое время он не привез матери гостинца.

Ява была так благодарна, что Алон взял с собой Коби — пора бы называть его уже Якобом. Провожая своего сына Якоба, Ява сунула брату в карман варежки с вывязанными на них розами. Те самые, в которых Алон в ранний утренний час нежил свои руки.

Якоб, Якоб. Отправил ли ты телеграмму? Губы Ало-на шевелились. Словно он молился: «Отче наш, хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Если бы все устроилось и наладилось! Неужели судьба в этот последний переход не захочет быть милостивой к Алону? Дома, на кафедре их деревенской церкви, было написано: «Мы чаем обновления небес и тверди земной, дабы стали они обителью истины по слову Его».

Надо заставить себя быть спокойным и уповать на лучшее.

Сейчас самое время идти на почтовую станцию за телеграммой.

Раздвигая еловые ветви, Алон отправился к своим подручным. Ну что за парни, только и делают, что жуют, никакого хлеба на них не напасешься. Алон принялся давать парням указания. Так нет, даже ради того, чтобы-возразить, они не стали быстрей проглатывать то, что у них было напихано в рот. Выслушали, развесив уши, а едва Алон с глаз долой, все равно сделают по-своему. Алон мрачно подумал, что время стало слишком благодушным по отношению к молодым. Они не знают, что такое скамья для порки на помещичьей конюшне.

Животные лежали под деревьями и пережевывали свою скудную жвачку. Алону стало почему-то жаль их. Вот так жалость, сам себе удивился Алон, ты ведь хочешь как можно скорее прогнать их через ворота бойни! Почему же эти животные разжалобили тебя? Если бы еще ты сам вырастил их! Случайное стадо, скупленное на разных ярмарках. За долгий путь скотина даже друг к другу не успела привыкнуть, так почему он, Алон, должен сочувствовать ей?

Терпение Алона иссякло. Ему захотелось как можно быстрее избавиться от стада. Гляди какой барышник в тебе сидит, снова удивился он. Мало ли было случаев, когда приходилось чуть ли не десяток дней пережидать в лесу, покамест двор бойни освободится от других пригнанных туда стад! Однажды — это было в троицу — Алон сдуру привел стадо в Петербург. Три дня топтались они за воротами бойни. Пол-Петербурга осталось в праздник без свежего мяса. Еремовы подручные напропалую запили, резать скотину никто не хотел. Не помогали ни угрозы, ни уговоры. Поди пойми этих русских, когда на них находит стих. Алон не решился гнать животных обратно в лес — разве угадаешь, в какую минуту там, на бойне, снова вспомнят о работе? На скудном корме скот отощал, кожа да кости, и это потом больно ударило Алона по карману.

Когда рабочие в конце концов объявились на бойне, от них разило как от козлов. Поначалу они никак не могли как следует взяться за дело. Вместо того чтобы, как положено, оглушить животное, они били его деревянным молотом по рогам, так что рога либо ломались, либо вообще отлетали от головы.

Возвращаясь с почтовой станции, Алон чувствовал себя так плохо, будто получил обухом по башке. Ноги еле-еле двигались. Если б не страх, что заболят кости, он бы ненадолго прилег на землю и отдохнул. Алон всячески старался подбодрить себя, поднять свой дух: ничего страшного не произошло. Очевидно, на бойне у Ерема скопилось много скотины, которую надо принять, не может ведь Коби наобум послать весть, о которой они договаривались.