Эмэ Бээкман - Чертоцвет. Старые дети [Романы]

И сырую печенку тоже едят, — очевидно, потому они такие крепкие. На лицах румянец, и мороза не боятся. Алон еще не видел, чтоб на ком-то из них были тужурки. Он же чувствует себя довольно паршиво, когда, передавая скот, стоит на дворе бойни в своем полушубке. И что поделаешь, если желудок Алона не принимает сырой печенки. Глядеть и то противно, когда они в своей каморке нарезают кровавые ломти, густо посыпают их перцем и солью и лопают. Головки лука тоже припасены у каждого, грызут их, словно яблоки, и даже слезы из глаз не текут. Неудивительно, что они пьют водку штофами, обильная еда не дает водке взять верх.

Ерем — человек богатый, однако работу не бросает. Ведь вот Алон лет на пятнадцать моложе его, а силы уже на исходе. Теперешний перегон да будет последним. Только бы как следует пристроить это смешанное стадо, тогда можно по русскому обычаю осенить себя крестным знамением и в благодарность отбить перед иконой парочку земных поклонов.

Парни налили полный штоф теплого парного молока, у Алона кружка в кармане, и он подходит поближе. Первым делом он ополаскивает молоком рот, чтобы избавиться от дурного вкуса, появившегося за ночь. Парни приносят с телеги каравай хлеба и разрезают его на ломти. Так, стоя, они завтракают.

Но что за удовольствие от еды, если на сердце нет покоя. Животные тихо мычат, — верно, голод крутит им кишки. Пару охапок сена, припасенных на другой телеге, надо разделить между ними так, чтобы каждому досталась горстка. Заморозки, разумеется, отойдут, но, не дав скотине сухого корма, нельзя пускать ее пастись на мокрую траву. У доброй половины к вечеру вздуются животы, и тогда придется прокалывать брюхо. Тут уж Ерем изрядно снизит цену, чего стоит шкура, если в самом лучшем месте, на боку, дырка.

Поди знай, каков он, этот англичанин, даст ли он Ерему и дальше наживаться на бычьей желчи? У Ерема рот на замке, когда разговор заходит о таких делах. Башковитый мужик, свой кошелек на свет не выволакивает. Уже тридцать два года Алон пригоняет скот на петербургскую бойню, и все это время Ерем, как железный гвоздь, сидит на своем месте. Не мудрено, что за эти годы то-се коснулось ушей Алона. Он, например, знает, что половина петербургских аптекарей до сих пор приготовляет свои лекарства из бычьей желчи, купленной у Ерема. Город большой, больных много, денежки знай себе текут и текут. А вдруг англичанин стал притеснять Ерема? Прошлой весной парни обронили, будто Ерему не по душе новый порядок, заведенный на бойне. Англичанин, говорят, приказал накачивать воздух в грудную клетку животным, якобы тогда конец наступает быстро и безболезненно.

Ядрена вошь! Мир с каждым днем становится все безумнее! Поди знай, что еще напридумывают?

Алону словно клещами сдавило грудь. И надо же было ему, старому хрычу, вмешаться, когда Коби затеял драку с другими парнями! Сам он тоже получил такого тумака под вздох, что свалился и долго лежал, глотая воздух. До сих пор дает себя знать.

Нет, наступил последний срок отойти от этих дел, приобрести маленький домишко и зажить спокойной жизнью. Последний раз стоит он со своим стадом в этом лесу под Стрельной. Клокочущий мир утомил Алона, это вечное барахтанье, вечное расталкивание друг друга локтями вытянули из него все жилы. Как безумцы, не умеют жить разумно. Чем плохо жилось им там, в большом городе, освещенном фонарями, что нынче весной, на берегу Екатерининского канала, они подложили царю бомбу! Бабы, работавшие в холодильнях, ревели в голос, слезы текли в чаны с кровью, — дескать, как мы будем дальше жить, царь-батюшка убит.

Царь мог бы жить, ему было всего шестьдесят три, когда его кончили.

Наследнику престола пришлось-таки немало ждать, пока наступит его черед. У него у самого старшему сыну уже тринадцать, интересно, повезет ли мальчишке с властью, случись что — и его папашу пристукнут. Они там, в царском дворце, на хороших харчах да на привольной жизни быстро плодятся, их там целое скопище, этих великих князей, бездельников. Поди, каждый втайне надеется, что старшему из них подложат бомбу и тогда остальные продвинутся вперед, к трону поближе. Да, всюду одна толкотня, ступить негде.

Заморозки отступают, белых пятен становится все меньше, животные спокойно пощипывают траву на лесных вырубках, скоро их можно будет вести к ручью на водопой.

Настроение у Алона становится чуть лучше. Тьфу ты пропасть, но, если от Коби сегодня не придет телеграммы, значит, что-то не так. Он сам, на языке царя, написал мальчишке на бумаге одно-единственное нужное слово: давай. Алон и сегодня после обеда, поплетется на почтовую станцию. Если получат известие, то к вечеру можно будет трогаться. Самое верное время прибыть со стадом к воротам бойни между пятью-шестью утра.