Говард Фаст - Спартак

— Я хочу этого, — сказал Брак.

Батиат пожал плечами, поймал взгляд одного из тренеров и кивком подозвал его. Очарованный, Гай наблюдал за тем, как гладиаторы исполняют свои точные танцевальные упражнения, Фракийцы и Евреи, оттачивающие свою работу с кинжалом с маленькими палками и маленькими деревянными щитами, чернокожие бросали сети и длинные деревянные палки, которые для всего мира были рукоятями метлы, и большие, белокурые Германцы и Галлы фехтовали деревянными мечами. Никогда за всю свою жизнь он не видел людей двигающихся настолько выверенно, таких ловких, таких изящных, казалось бы, неутомимых, поскольку они двигались танцевальным шагом, снова и снова и снова. Они были там, под солнечным светом за железными прутьями, и даже Гай, с его бедной, извращенной, искалеченной совестью, почувствовал жалость к такой великолепной и полнокровной жизни, которую должны испытывать только скотоводы. Лишь отблеск этого; никогда еще Гай не испытывал такого сильного возбуждения от перспективы будущего события. Скука вошла в его жизнь, когда он был еще ребенком. Теперь ему не было скучно.

Тренер объяснял, — У кинжала есть только одно преимущество — острие. Кинжал попался в сети, Фракийцу конец. Это приводит к вражде в школе. Это не годится.

— Выставьте их, — коротко сказал Батиат.

— Почему не с Германцами…

— Я плачу за Фракийцев, — холодно сказал Брак. — Не спорь со мной!

— Ты слышал его, — сказал ланиста.

Тренер носил на шнурке, надетом на шею серебряный свисток. Теперь он резко дунул в него три раза, и линии гладиаторов остановились.

— Кого вы хотите? — спросил он Батиата.

— Драба.

— Драба! — закричал тренер.

Один из чернокожих повернулся и пошел к ним, таща за собой сеть и шест. Гигантский человек, его темная кожа блестела от пота.

— Давид.

— Давид! — закричал тренер.

Это был Еврей, худое, ястребиное лицо, тонкие, горько изогнутые губы и зеленые глаза, бритый, загорелое лицо и голова. За пальцы, казавшиеся кривыми и неуклюжими зацепился деревянный кинжал, он смотрел сквозь гостей, не видя их.

— Еврей, — сказал Брак Гаю. — Ты когда-нибудь видел Еврея?

Гай покачал головой.

— Это будет захватывающе, Евреи очень хороши с сикой. Это все, что они умеют в бою, но они очень хороши.

— Полем.

— Полем! — закричал тренер.

Это был Фракиец, очень молодой, изящный и красивый.

— Спартак!

Он присоединился к остальным трем. Четверо мужчин стояли там, отделенные от двух Римских юношей, ланисты и от рабов с носилками тяжелым железным забором тренировочного двора. Глядя на них, Гай понял, что они были чем-то новым, чем-то другим, странным и ужасным в его собственных терминах. Это была не просто угрюмая, задумчивая мужественность — их мужественность, которая почти никогда не встречается в кругу его собственных знакомых, но так, будто они были закрыты от него. Это были люди, обученные сражаться и убивать, сражаться не как солдаты, не как звери, но сражаться как гладиаторы, что было совсем другое. Он смотрел на четыре пугающие маски.

— Как они вам нравятся? — спросил Батиат.

Гай не мог на все это ответить, он вообще не говорил, но прозвучал холодный голос Брака, — Все, кроме одного со сломанным носом, он не похож на бойца.

— Впечатление может быть обманчивым, — напомнил ему Батиат. — Это Спартак. Очень хороший, очень мощный и очень быстрый. Я выбрал его с умыслом. Он очень быстр.

— С кем вы будете ставить его?

— С черным, — ответил Батиат.

— Очень хорошо, я надеюсь, что это стоит того, — сказал Брак.

Вот когда и как Гай увидел Спартака; хотя четыре года спустя он забыл имена любого из гладиаторов и только вспомнил горячий солнечный свет, ощущение и запах того места, запах потных мужских тел.

Это Вариния, которая бодрствует в темноте, и она не спала эту ночь, совсем нет, даже несколько мгновений; но Спартак, который лежит рядом с ней, спит. Как крепко он спит и как глубоко! Мягкий поток его дыхания, втягивание и прохождение воздуха, являющегося топливом для огня жизни в нем, столь же регулярен и такой же, как и все своевременное убывание и течение в мире жизни, и Вариния думает об этом и знает, что жизненные циклы в этом мире имеют одну и ту же закономерность, будь то движение приливов, прохождение сезонов или плод, яйцо в лоне женщины.

Но как может человек спать таким образом, когда он знает, с чем он столкнется по пробуждении? Как он может спать на грани смерти? Откуда приходит к нему этот покой?