Говард Фаст - Спартак

— Ему недолго осталось. Он очень хорошо справился.

Они заняли позицию на вершине холма, длинном холме, длинном, покатом с обеих сторон гребне, и их тяжелая пехота расположилась на гребне холма на полмили в любом направлении. Довольно красивая долина с текущей посреди нее мелкой речкой, извилистой речкой, изгибающейся взад и вперед, с зеленой травой, покрывающей долину и жующими ее коровами с тяжелым выменем, а на другой стороне долины, на земляном хребте, заняли свою позицию Римские легионы. В центре своей армии, Спартак установил командный пункт, белый шатер на пригорке, откуда открывался обзор на все поле. Здесь было задействовано все то, что сейчас является повседневной необходимостью боевого командного пункта. Даже секретарь со своими письменными принадлежностями и бумагой. Пятьдесят бегунов готовы сразу бросаться к любой части поля битвы. Для сигнальщика была установлена ​​мачта, и он стоит рядом со множеством ярких флагов. И на длинном столе в центре большого шатра, приготовлена большая карта поля битвы.

Это методы принадлежат рабам, которые их отработали в течении двухлетней ожесточенной кампании. Так же, они разработали свою боевую тактику. Теперь вожди армии стоят вокруг стола, глядя на карту и просеивая информацию о размере и качестве противостоящих им сил. Вокруг стола восемь мужчин. На одном конце стоит Спартак, рядом с ним Давид. Увидев его в первый раз, незнакомый с ним сказал бы, что этому человеку, Спартаку, не менее сорока лет. Его вьющиеся волосы поседели. Он исхудал, и темные круги под глазами, говорят о бессоннице.

— Время догоняет его, — сказал бы наблюдатель. Время сидит на его плечах и погоняет… Это было бы замечательным наблюдением, поскольку время от времени, однажды в мешке лет, веков, человек взывает ко всему миру; а затем, проходят века, изменяется мир, но этот человек никогда не забывается. Недавно он был просто рабом; теперь, кто не знает имя Спартака? Но у него не было времени остановиться и основательно поразмышлять о том, что с ним случилось. Меньше всего он успел подумать о том, что произошло, за два года, внутри него, изменив его с того, кем он был, на того кто он сейчас. Теперь он командует почти пятидесятитысячной армией, и в некотором смысле это лучшая армия, которую мир когда-либо видел.

Это армия, которая борется за свободу в самых простых и неприкрашенных условиях. В прошлом существовали армии, бесконечные армии, армии, которые сражались за народы или города, за богатство или добычу, власть или контроль над той или этой областью; но вот армия, которая борется за свободу и достоинство человека, армия, которая не называет своими земли или города, потому что люди в нее приходят со всех земель, городов и племен, армия, где каждый солдат разделяет общее наследие рабства и общую ненависть к людям, которые делают других людей рабами. Это армия, которая стремится к победе, поскольку нет мостов, по которым она может отступить, никакой земли, которая даст ей убежище или отдых. Это момент изменения течения истории, начало, волнение, шепот безмолвия, предзнаменование, вспышка света, означающая оглушительный гром и ослепительную молнию. Это армия, которая внезапно осознает, что победа, которой они добиваются, должна изменить мир, и поэтому они должны изменить мир или погибнуть.

Возможно, поскольку Спартак стоит над картой, в его голове возникает мысленный вопрос о том, как эта армия собралась. Он думает о горстке гладиаторов, вырвавшихся от толстого ланисты. Он думает о них, как о брошенном копье, которое приводит море жизни в движение, так, что внезапно устойчивое спокойствие и стабильность рабского мира взрывается. Он думает о бесконечной борьбе за превращение этих рабов в солдат, чтобы они работали вместе и вместе думали, а затем он пытается понять, почему движение прекратилось.

Но сейчас не так много времени для размышлений. Теперь они собираются сражаться. Сердце его сжимается от страха; так всегда перед битвой. Когда начнется битва, большая часть этого страха исчезнет, но сейчас он боится. Он оглядывает стол и своих товарищей. Почему их лица настолько спокойны? Разве они не разделяют его страх? Он видит Крикса, рыжего Галла, его маленькие, глубоко посаженные глаза, спокойствие на его красном, веснушчатом лице, его длинные желтые усы, свисающие ниже подбородка. И есть Ганник, его друг, его брат по рабству и племенному братству. Есть Каст и Фракс и Нордо, широкоплечий черный Африканец, Мосар, хрупкий, вежливый, остроумный Египтянин и Еврей Давид, и никто из них, кажется, не боится. Почему же он боится?