Иван Ботвинник - Скиф

Артаксату покинули ранним утром. Филипп шел в середине отряда. Потом отстал. Началась вьюга. Крутые горные тропы обледенели, ноги скользили, дыхание перехватывало от беспощадного ветра. Откуда-то с высоты доносилось одинокое пение:

«К вечному солнцу возвращается пламя…» Чей это голос? Филипп прислушивался, но не мог узнать. Снежный крутящийся столб ударил его справа, он упал, попробовал подняться, но ноги сорвались, и посол Митридата, гремя доспехами, покатился в пропасть.

Сугроб ослабил падение. Филипп не разбился, но, оглушенный, долго не мог пошевелиться. Перед глазами прыгали снежные мотыльки. Откуда-то издалека донесся знакомый звук. Филипп прислушался. Мычал бык. «Значит, близко люди!» — Филипп с трудом поднялся, шагнул по снежной дороге, отчаянно закричал…

…В Артаксате ткач Айрапет приютил чудом спасшегося Филиппа. До весны нечего было думать об отъезде. Без денег, без друзей, в чужом городе — посол Митридата притих. Зимние бури прибавили седины в его волосах. С каждым днем из бронзового зеркальца старый скиф Гиксий все ясней и ясней подмигивал внуку.

Семья Айрапета окружила беглеца нежными заботами. Словоохотливый хозяин дома часто звал его в мастерскую и, склонясь над быстро снующим челноком, поверял ему свои думы. Об Артавазе никто ничего не слышал. Горная вьюга погребла его дружину. Спаслись немногие, отставшие в пути. Тигран снова торжествует.

Помпей раскинул над Курном [41] Курн — древнее название реки Куры в Грузии. розовые шатры. Он любил пышность во всем. Дабы навечно утвердить в памяти колхов свой поход, Помпей Великий повелел построить мост над бурным Курном — римский мост, прочный, рассчитанный на тысячелетия.

Согнали пленных. С криками и воплями полчища варваров вырубали в горах и тянули в долину тяжелые каменные плиты. Часто эти плиты срывались и погребали строителей. Но надсмотрщики из-за подобных мелочей ни на минуту не останавливали работ — пленных хватало.

Филипп спустился к воде. Три луны он брел по горам. С мешочком сухих лепешек за плечами, с охотничьим ножом за поясом, он пересек хребты Армении. Видел облака и парящих орлов под ногами, мерз на заснеженных перевалах, задыхался от густого, влажного зноя заболоченных долин — и теперь перед ним бурлил Курн. Вчера утром был съеден последний сухарик. Он подошел к работающим.

— Брат, дай хлеба.

Пленники тащили на канатах каменную глыбу. Один из них, черноглазый, поросший густой бородой, оторвался от работы и начал было отвязывать от пояса туго стянутый узелок.

— Дара? — воскликнул Филипп. — Я бы не узнал тебя!..

— Вот и встретились. — Перс печально кивнул.

— Опять базар открыли? — Римский легионер толкнул Филиппа. — Чего стал? Тяни!

— Я не пленник, разве я обязан?

— Варвар — значит, тяни! — заорал солдат.

Спорить было бесполезно. Филипп взялся за бечеву. Он вмиг стер ладони в кровь.

— Куда так тянешь? — зашептал сосед, немолодой колх. — Себя береги.

— А он? — Филипп указал глазами на стража.

— Если делать все, что волки требуют, — подсказал высокий худой араб, — ноги протянешь, держись за бечеву — и все.

Воя истошными голосами, пленники налегали на бечеву, но глыба не трогалась с места.

— Ленивцы! Дети шакала и змеи! — кричал надсмотрщик, бичом подгоняя нерадивых.

Наконец каменная глыба стала на место. Оторвавшись от бечевы, Филипп зашатался и упал. Он был так измучен, что не заметил поднявшейся вокруг новой суеты.

На дороге показались два римлянина. За ними рабы несли на палке большой котел. Впереди шествовал центурион с черпаком в руках. Котел установили на возвышенности. Пленные роем облепили его.

Легионеры отгоняли чересчур нетерпеливых. Центурион торжественно разливал зловонное варево.

— Это тебе. — Дара поставил перед Филиппом миску с черной жижицей. — Другой пищи не дают, — как бы извиняясь, добавил он. — Ешь.

Преодолевая отвращение, Филипп залпом выпил вонючую похлебку.

— А бежать отсюда нельзя? — спросил он, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Бежать? — Дара на миг задумался. — Можно, но некуда. Болота, лихорадка, змеи, в горах непроходимые леса, а в лесах барсы.

— Лучше быть растерзанным дикими зверями, чем так…

— Умереть? А воевать с волками? — Дара положил на кодеин Филиппа потрескавшуюся, с обломанными ногтями руку.