Юлия Андреева - Палач, сын палача

Так что, выбравшись из-за стола, компания вновь отправилась на то же самое озеро для проведения еще одной проверки.

Приговоренная к сожжению на ближайшем аутодафе ведьма поражала безобразием своего облика: это была огромная, большеголовая баба с опаленными огнем волосами, синими от непрестанных пыток руками. Ее рубище было все в дырах, крови и копоти, из под которого проглядывало черное от синяков и запекшихся ран тело. Все пальцы на ногах ведьмы были черно-синими, большие пальцы были выдраны. Тем не менее, исчадье ада твердо стояло на своих ногах, богохульничая и сверкая на судебных исполнителей и гостей графа полными бешенства глазами.

Цветочницу взяли прямо возле озера. Одну из девушек, торгующих здесь во время проведения водной пробы. Несчастную тут же раздели и, связав, бросили рядом с приговоренной к сожжению ведьмой.

По сигналу графа два судебных исполнителя подняли здоровенную ведьму и, размахнувшись и чуть было сами не угодив в озеро, бросили ее в воду. Но, вопреки ожиданию, мерзавка сразу же камнем пошла ко дну, так что палачам пришлось ее спешно поднимать на поверхность воды.

Второй в воду была брошена цветочница, которая вдруг осталась на поверхности воды, сверкая мокрой промежностью и воя от страха.

– Что же это получается, ваше сиятельство, – Миллер позволил себе придвинуться к не меньше его озадаченному графу. – Теперь вы что же отпустите эту… эту отравительницу? А девушка, девушка ведь вообще была выбрана случайно? Что же…

Граф стоял, теребя реденькую бородку, положение действительно было более, чем щекотливое. Перед ним на досках валялась огромная, страшно изуродованная баба с опаленным лобком и переломанными пальцами, которая поносила бога, но которая была оправдана перед свидетелями в результате демонстративно проводимой пробы. И, с другой стороны, девушка, на которую не поступало ни одного доноса и которая проходила пробу просто для примера. Наконец, он принял решение. Граф поднял руку, приказывая, таким образом, остальным помолчать.

– Что ж, обе эти женщины должны быть сожжены на ближайшем аутодафе, – изрек граф Годельшаль. – Цветочница будет сожжена как ведьма, потому как она не прошла водной пробы, а значит, сам бог указал на нее, как на виновную, чудным образом приведя ее в наши руки. Что же касается этого отродья, то она умрет, потому что… – он сделал королевскую паузу, слушая, как плещется о деревянный мостик вода. – Она умрет, потому как я уже давно отдал такое распоряжение, а отменять собственные приказы – не мой стиль.

Сказав это, граф победно оглядел собрание и, пригласив еще раз своих гостей вернуться в замок, где их ждал квартет специально приглашенных музыкантов, взяв под руку одного из ученых мужей, отправился во главе процессии.

– Дьявол может соблазнить твою мать, сестру, жену или дочь. Он может улыбаться тебе из колыбели крошечного дитяти. Но слуги христовы должны иметь мужество и силу духа для того, чтобы выявить зло и уничтожить его на корню! – вещал с трибуны кардинал Олеариус Мартесон, и его слова разносились по белому свету, вызывая приступы черного ужаса.

Как жить, когда дьявол караулит тебя повсюду? Как быть?

Едва за городскими вратами Оффенбурга скрылись кареты комиссара и едущей за ним четы Миллеров, все судебные исполнители были собраны в очередной раз в здании суда. Перед заседанием они, как это уже было установлено, прослушали проповедь, после чего помолились и отправились послушать новый указ бургомистра.

Оттого, что собрание не было объявлено заранее и за каждым судебным исполнителем был послан одетый в красное, как палач во время казни, гвардеец, настроение в зале стояло тревожное. Судебные исполнители переглядывались, пытаясь выяснить друг у друга о причине столь спешного сбора. Но никто и ничего толком не знал.

Бледный и взволнованный Филипп Баур то и дело поправлял замызганный шейный платок, который он не успел сменить, так как посланный за ним офицер застал его на дежурстве в тюрьме. Филипп ощущал, как от его одежды несет потом, серой и гарью, что не добавляло хорошего настроения, наполняя сердце палача гадливостью.