Говард Фаст: Торквемада

Потрясенный раввин, казалось, не мог чего-то понять.

— Я еврей, — наконец вымолвил он.

Альваро — все еще возбужденный — перевел дух и сказал:

— Я не спрашиваю, кто вы, я спрашиваю, не ранены ли вы.

— Ранен? — Еврей, похоже, серьезно обдумывал, ранен ли он, и лишь потом ответил: нет, он не ранен, вот только голову ему ушибли.

Тем временем вернулся погнавшийся за грабителями Хуан, подоспел и Хулио с вьючной лошадью. Хуан — он так и не спешился — странно смотрел на Альваро. Тот попросил его приглядеть за вьючной лошадью, а Хулио приказал проводить еврея домой. Раввин отрицательно покачал головой:

— Меня не нужно провожать, дон Альваро. Синагога совсем близко.

В разговор неожиданно вступил Торквемада:

— Еврей, знаю ли я тебя? Подними выше голову. Судя по виду, ты раввин, не так ли? Подними голову, чтобы я видел твое лицо.

Мендоса не спеша подошел к Торквемаде и взглянул ему в лицо:

— Думаю, ты знаешь меня, приор Торквемада.

— Я вижу тебя, раввин Мендоса, — ответил сурово Торквемада. — Не могу сказать, что знаю тебя, но видеть — вижу.

— Как вам угодно, — невозмутимо согласился Мендоса, затем, слегка склонив голову, обратился к Альваро: — Благодарю вас, дон Альваро де Рафаэль. Благодарю вас и вашего спутника. Я обязан вам жизнью.

И с этими словами он повернулся и скрылся в сгущавшихся сумерках. Глядя ему вслед, Альваро вздрогнул; что было тому причиной — страх или вечерняя прохлада, он не знал. И все же что-то заставило его сказать Торквемаде:

— Он знает мое имя. Откуда, как ты думаешь? Ведь я, Томас, никогда не видел его раньше.

Альваро не оправдывался, но чувствовал, что в голосе помимо его воли слышен страх.

Торквемада ответил, что проклятые евреи всегда все знают. Ткнув длинным пальцем туда, где скрылся раввин, он сказал:

— Его зовут Биньямин Мендоса. Он раввин из синагоги и прислужник дьявола. Зря ты не дал ему умереть, Альваро.

Альваро взглянул на Хуана — тот все это время молчал — и, не говоря ни слова, сел на коня.

Всадники продолжили путь. У монастыря они распрощались с Торквемадой, и вскоре Альваро был уже дома.

За ужином Катерина де Рафаэль наблюдала за Хуаном. Он молчал, и это удивляло и смущало ее. Она было подумала, что у Хуана произошла размолвка с ее отцом, но, когда после обеда она спросила его напрямик, он заверил ее, что дело совсем не в этом. Хуан, как и подобает, попросил у Альваро разрешения погулять с Катериной в саду, Альваро дал согласие и, когда они ушли, почувствовал облегчение. Он не мог думать ни о чем, кроме встречи с раввином, но за столом упоминать об этом избегал. Молчал и Хуан. Альваро многозначительно посмотрел на него в начале обеда, но понял его молодой человек или нет, Альваро точно не знал. У него мелькнула мысль отвести Хуана в сторону и попросить ничего не говорить Катерине, однако потом эта мысль показалась ему нелепой.

Тем временем Катерина и Хуан вышли в сад. Был приятный прохладный вечер. Взошла луна. Они сели на скамью — Катерина сразу поспешила в объятья юноши. Она пылко прижалась к нему, но Хуан был холоден. В его объятьях не было тепла, и Катерина отпрянула от него.

— Прости меня, но я так волновалась, — сказала она. — После твоего отъезда я не могла ни есть, ни спать.

— Только из-за того, что я уехал в Севилью? Но это глупо, Катерина.

— Для меня Севилья — все равно что край света. Я всю жизнь прожила в Сеговии.

— Что такое Севилья? Такое же место, как и Сеговия. Съездили и вернулись — вот и все тут.

— А что там было? — спросила Катерина.

— Ты и так все знаешь. Меня представили королеве.

— Ты ей понравился? Что она сказала? Как она выглядит? Ты должен мне все рассказать. Ведь ты был при дворе! Это же так интересно! Расскажи мне, какая она.

— Сколько дней осталось до свадьбы? — ушел от ответа Хуан.

— Двадцать три.

Когда Хуан заговорил, он, похоже, никак не мог собраться с мыслями:

— Там был один человек по имени Колумб. Итальянец. Он говорит, что Земля круглая, как мяч, и что он собирается проплыть вокруг нее…

— О чем ты говоришь, Хуан? Это я знаю. Отец рассказывал. Разве ты не слышал, что я сказала? До нашей свадьбы осталось двадцать три дня. Ты сам спросил меня. Мы говорили о королеве.

— Королеве я не понравился. — Хуан был мрачен. — Что мне еще сказать?

Они умолкли. Слова Хуана озадачили и огорчили Катерину. Тем временем в доме разгорелся спор между Альваро и Марией. Последнее время они спорили все чаще. Альваро казалось, будто что-то разъедает их отношения. Вдали от жены он чувствовал, что нуждается в ней, хочет ее, во время этой поездки в Севилью он ощущал это особенно остро. Однако разочарование при встрече оказалось не меньшим, чем потребность в ней. Когда они остались одни, он попытался объяснить Марии, какие опасения вызывает у него Торквемада, но она не захотела его слушать.