Вашингтон Ирвинг - Жизнь Магомета

Оставив пленниц и добычу в безопасном месте и под верной охраной, Магомет начал преследовать такифитов, укрывшихся в Таифе. Чувство мести присоединилось к его благочестивому рвению, когда он приблизился к этому идолопоклонническому месту, свидетелю обид и оскорблений, нанесенных ему, и когда он увидел те ворота, из которых был когда-то позорно изгнан. Но стены были слишком крепки, крепость слишком хорошо защищена, чтобы можно было прибегнуть к штурму, так что первое время мусульмане ограничились катапультами, таранами и другими стенобитными орудиями, употребляемыми при осадах, но которых арабы раньше не знали, а теперь приготовляли под руководством Салмана ал-Парси, обращенного перса.

Осажденные отразили, однако, атаку, осыпая осаждающих дротиками и стрелами и обдавая расплавленным железом их щиты из воловьей кожи, под прикрытием которых они приближались к стенам.

Магомет между тем опустошил поля, сады и виноградники и объявил, что все рабы, которым удастся убежать из города, получат свободу. В продолжение двадцати дней он вел безуспешную осаду, каждый день становясь на молитву на полдороге между палатками жен своих, Омм-Салмы и Зайнаб, которым выпал жребий сопровождать его в этом походе. Надежда на успех начала покидать его, и он еще более пал духом, когда увидел сон, который был неблагоприятно истолкован Абу Бакром, искусным снотолкователем. Он намеревался снять осаду, но войско возроптало, и он отдал приказ штурмовать одни из ворот. Противники защищали их с обычным упорством, и убитых было много с обеих сторон; Абу Софиан, храбро сражавшийся при этой осаде, лишился глаза, и мусульмане были окончательно отражены.

После этого Магомет снял осаду, обещав своему войску возобновить со временем штурм, и затем отправился к месту, где находилась добыча, захваченная во время недавней схватки. Она состояла, по словам арабских писателей, из двадцати четырех тысяч верблюдов, сорока тысяч овец, четырех тысяч унций серебра и шести тысяч пленных.

К Магомету вскоре явилась депутация от хавазинов с изъявлением покорности их племени и с просьбой возвратить им семьи и имущество. С посланными пришла и Ха-лема, кормилица Магомета, женщина уже очень старая. Воспоминания детства тронули его сердце.

— Что вам дороже, — спросил он у хавазинов, — семьи ваши или имущество?

— Семьи, — отвечали они.

— Что касается меня и ал-Аббаса, — сказал он, — то мы согласны возвратить вам нашу долю пленных, но ведь для этого нужно согласие и других. Приходите ко мне после полуденной молитвы и скажите: «Мы умоляем посланника Божия посоветовать последователям своим возвратить нам жен и детей наших; мы молим также и последователей его ходатайствовать пред ним за нас».

Посланные поступили по его совету. Магомет и Аббас тотчас же отказались от своей доли пленных; примеру их последовали и все остальные, за исключением воинов племен Тамии и Фазара; но Магомет добился и их согласия, обещав им при следующем походе шестую часть пленных.

Таким образом, благодаря Халеме освобождены были все пленные ее племени. Предание передает рассказ, показывающий, как почтительно относился Магомет к этой скромной покровительнице его детства. «Как-то раз сидел я с пророком, — говорит один из его учеников, — как вдруг неожиданно предстала пред ним женщина; он встал и разостлал ей свою одежду для сидения. После ее ухода кто-то сказал мне, что эта женщина кормила грудью пророка».

Магомет отправил теперь гонца к Малеку, который еще оставался в Таифе, с предложением возвратить ему всю добычу, взятую в Хунайне, и подарить, кроме того, сто верблюдов, если он сдастся и примет веру. Это великодушное предложение победило и обратило в веру Малека, который привел под знамя пророка еще несколько союзных племен. Он тотчас же был поставлен во главе их и оказался впоследствии строгим бичом в деле веры для бывших союзников своих, такифитов.

Мусульмане стали опасаться, чтобы Магомет под влиянием этих великодушных побуждений не расточил бы всех богатств, приобретенных после недавних битв; поэтому, столпившись вокруг него, они восстали против принятого дележа добычи и пленных. Но он, укоризненно взглянув на них, сказал: «Разве я был когда-нибудь жаден или поступал когда-нибудь нечестно или незаконно?» Потом, вырвав волос со спины верблюда и возвысив голос, он воскликнул: «Клянусь Аллахом, я никогда из общей добычи ни на волос не брал больше своей пятой части; да и эта пятая часть издерживалась всегда вам же на пользу!»