Гор Видал - Император Юлиан

- Государь… - Вот и все, что я смог выговорить. На глаза неожиданно навернулись слезы. Я никогда не узнаю, хотел ли я такой судьбы, но когда решающий момент настал, что-то внутри меня щелкнуло, и я пустился в опасный путь по бурным волнам.

Евсевия меня поздравила - не помню, что именно она сказала. Принесли еще вина. Констанций, придя в веселое расположение духа, объяснил, что выбрал для моего назначения по совету астрологов шестое ноября. Пока мне наберут прислугу, приличествующую моему званию, настоятельно заметил император, мне следует заняться изучением военного дела. Мне будет положено жалованье - как он выразился, "не слишком большое". "Не слишком" - это было мягко сказано. Не будь у меня доходов от поместий матери, мой первый год в звании цезаря стал бы и последним: я бы просто умер от голода. Щедрость никогда не относилась к числу пороков моего кузена.

Выдавив из себя улыбку, Констанций изрек:

- А теперь у меня есть для тебя сюрприз. "Сюрпризом" оказалась его сестра Елена, которая тут же торжественно вплыла в комнату. Раньше я не был с ней знаком и лишь однажды видел издали в мой первый приезд в Милан.

Красотой Елена не блистала: невысокого роста, склонная к полноте, такие же короткие ноги и длинное туловище, как у Констанция. По какому-то злому капризу природы лицо ее было на удивление схоже с лицом ее отца Константина Великого. Те же широкие скулы, тонкие надменные губы, большой нос, огромная тяжелая челюсть - словом, точный портрет императора, оживший в облике женщины средних лет. Впрочем, печальное сходство с отцом не мешало ей быть очень женственной; голос у нее был негромкий и приятный (женщины с резким голосом всегда вызывали у меня отвращение). Держалась она очень скромно, даже робко. В то время я знал о ней только то, что она любимая сестра Констанция и старше меня на десять лет.

Выслушав наши приветствия, Елена села в свободное кресло. Она вела себя скованно, чувствовалось, что она сильно волнуется, - я тоже, так как уже понял, что меня ожидает. Я всегда предполагал, что обречен судьбой на нечто подобное, но старался гнать эту мысль от себя. И вот это наступило.

- Мы оказываем тебе великую честь, - произнес Констанций, - вручая тебе нашу возлюбленную сестру в супруги. Да укрепит эта связь наш союз венценосцев. - Он явно приготовил эту речь заблаговременно, и у меня мелькнула мысль: не те ли это самые слова, с которыми он вручал Констанцию в жены Галлу?

Елена потупила взор, а я, боюсь, залился краской. Евсевия наблюдала за мной, едва сдерживая улыбку, но настороженно. До сих пор она была моим другом и союзником, но теперь легко могла превратиться во врага. Уже тогда я осознал это. Или, может быть, это сейчас мне так кажется? Так или иначе, было ясно: если у Елены появится ребенок, а Евсевия останется бесплодной, мой ребенок унаследует императорский престол; так мы вчетвером, подобно мухам, запутались в одной паутине.

Не помню точно, что я отвечал Констанцию, но уверен, что заикался. Как впоследствии рассказывала Елена, я, давая согласие на наш брак, был очень красноречив, но глаз на нее не поднимал. Несомненно, меня беспокоило, как я буду исполнять супружеские обязанности, - в жизни не встречалась мне женщина, которая бы так мало меня привлекала. Тем не менее мы с ней были обязаны произвести на свет ребенка. Такая повинность - судьба любого принцепса, и должен сказать: это не такая уж большая цена за власть и величие, хотя порой она кажется достаточно высокой.

Елена оказалась доброй женщиной, но наша близость была нечастой и являла собой жалкое зрелище, несмотря на отчаянные усилия с моей стороны. Какое уж тут наслаждение - лежать в постели с бюстом Константина Великого! Хотя я не смог сделать Елену счастливой, наша совместная жизнь не была для нее мучением, и думаю, в конце концов мы стали добрыми друзьями.

О конце обеда нас оповестил Констанций. Он спустил свои короткие кривые ноги с ложа и потянулся так, что кости затрещали. Затем, не сказав никому из нас ни слова, он вышел. Евсевия украдкой мне улыбнулась, подала руку Елене, и они вдвоем удалились, а я сидел и разглядывал последнее поданное мне блюдо: фазаньи яйца, которые повар, художник своего дела, искусно уложил в гнездышко из перьев. В эту столовую я вошел опальным учеником, а выходил из нее цезарем и супругом. От такой перемены кружилась голова.

Мне думается, у большинства дворов мира есть одна общая черта - самые высокопоставленные лица встречаются между собой редко. Отчасти это происходит по их собственной воле. Чем реже царствующие особы встречаются, тем меньше вероятность, что между ними случится что-либо неподобающее. Но в еще большей мере это объясняется тем, что разобщенность великих мира сего увеличивает значимость посредников, что снуют по дворцовым коридорам от одного крыла к другому, сея раздоры и строя козни.