Тем не менее я сомневаюсь в том, что этот заговор носил политический характер, тогда он был бы просто неосуществим. Юлиан был тогда беден, и за ним неотступно следовал отряд гвардейцев, командир которых доносил обо всем непосредственно Евсевию. Кроме того, мне думается, что Юлиан в то время не стремился к власти - он с удовольствием грыз гранит науки, а придворная жизнь внушала ему ужас и отвращение. К тому же ему тогда еще не доводилось командовать даже одним солдатом, будь то в мирное время или в бою. Словом, как мог он в свои двадцать лет даже мечтать об императорском престоле? То есть мечтать-то он мог - и мы теперь знаем, что так оно и было, - но о том, чтобы строить какие-то конкретные планы, не могло быть и речи.
Юлиан Август
Осенью 353 года Галл нанес официальный визит в Пергам. Это была наша первая встреча с тех пор как мы мальчишками покинули Макеллу. Я стоял на площади перед сенатом вместе с префектом Пергама и сановниками и смотрел, как Галл принимает почести от горожан.
За годы, что мы не видели друг друга, я стал бородатым мужчиной, а Галл остался все тем же прекрасным юношей, внешность которого вызывала всеобщее восхищение. Он меня обнял, как того требовал церемониал, и должен признаться: заглянув в его прекрасные голубые глаза, так хорошо мне знакомые, я снова ощутил, как в детстве, что теряю волю и готов исполнить любой его приказ. Одним фактом своего существования Галл лишал меня мужества.
Мы рады вновь увидеться с нашим возлюбленным братом, - торжественно произнес Галл, вполне усвоивший царственные манеры, и, не дав мне ответить, добавил, обращаясь к епископу Пергамскому: - Как мы наслышаны, он стал подлинным столпом истинной веры.
Воистину, цезарь, благороднейший Юлиан - достойный сын святой церкви. - Я был очень признателен епископу Пергамскому за эти слова. Кроме того, было лестно узнать, что мои старания казаться благочестивым галилеянином увенчались успехом.
Затем Галл произнес перед отцами города изысканнейшую речь и так их очаровал, что никто не мог взять в толк, почему этот редкостный красавец слывет жестоким и легкомысленным деспотом. С помощью своего обаяния Галл мог ввести в заблуждение кого угодно, даже меня.
Вечером того же дня префект дал в честь Галла ужин в своем дворце. Галл вел себя за ужином вполне благопристойно, хотя я и заметил, что он не разбавляет вино водой. В результате к концу пиршества он сильно захмелел. Впрочем, это было почти незаметно и выдавала его только слегка замедленная речь. Хотя я сидел рядом, он за весь вечер не сказал мне ни слова и все силы потратил на то, чтобы обворожить префекта. Я чувствовал себя ужасно и уже стал прикидывать, чем я ему не угодил. Оривасий, сидевший на другом конце зала, среди мелких чиновников, ободряюще мне подмигивал, но я был безутешен.
Когда ужин закончился, Галл вдруг повернулся ко мне и сказал: "Следуй за мной". Я двинулся за ним сквозь строй низко кланяющихся придворных в опочивальню, где его уже ждали два евнуха.
Раньше я никогда не представлял себе, каков церемониал опочивальни цезаря, и зачарованно смотрел, как евнухи, бормоча ритуальные фразы, принялись раздевать Галла, между тем как он совершенно не обращал на них внимания. Галл был начисто лишен чувства неловкости и не ведал стыда. Когда они сняли с него всю одежду, Галл знаком приказал им удалиться, велев принести вина. Нам принесли вино, и Галл заговорил со мной - вернее, начал свой монолог. Огонь светильника бросал колеблющиеся тени на его лицо, красное от выпитого за ужином; упавшие на лоб белокурые волосы казались седыми. Я заметил, что он по-прежнему прекрасно сложен, но на животе уже появился жирок.
- С тобой хочет познакомиться Констанция. Она часто о тебе спрашивает, но сюда, конечно, приехать не смогла. Кто-то из нас должен всегда быть в Антиохии. Кругом шпионы, предатели. Никому нельзя верить. Понимаешь? Никому. Даже кровным родственникам.
Я порывался было заверить брата в своей преданности, но он пропустил это мимо ушей.
- Все люди злые, я это понял еще в детстве. Они рождаются во грехе, живут во грехе, во грехе и умирают. Лишь Бог способен нас спасти, и я молю Его о спасении. - Галл перекрестил свою голую грудь. - Но быть цезарем в мире зла - это здорово! Отсюда, - он поднял руку вверх, - видно их всех, всю их мышиную возню, а они тебя не видят! Иногда я переодеваюсь и ночами брожу по улицам. Я слушаю их, слежу за ними и знаю: я могу сделать с ними все, что хочу, а они со мной - ничего! Захочу - убью в переулке мужчину, а захочу - изнасилую женщину. Иногда я так и делаю. - Он нахмурился. - Я знаю, это дурно. Я пытаюсь себя сдержать. Но ведь я - лишь орудие кого-то, кто выше меня. Я - дитя Бога. Хотя я Его недостоин, Он создал меня таким и перед Ним я когда-нибудь предстану. Вот почему я добр.
Читать дальше