Гор Видал - Император Юлиан

- У него есть свои достоинства, - лукаво ответила она. Я до сих пор помню, как блестели ее волосы, рассыпанные по обнаженным смуглым плечам. Ни у кого больше не встречал я такой гладкой кожи. Она наверняка пользовалась притираниями, но умела это искусно скрывать, в отличие от других женщин такого пошиба, после которых все руки сальные. (Она, разумеется, была из Антиохии - ну что тут скажешь? Всякий знает: из всех искусств антиохийцы принимают всерьез лишь искусство любви.) Она делала вид, что я ей нравлюсь, но на самом деле ее приворожил златокудрый Галл. С гордостью он рассказывал мне: "Я и не пошевелюсь, а она все за меня делает". Вообще, его пассивность меня поражала, но понять Галла всегда было выше моих сил. Позднее, когда он превратился в чудовище, я не удивился: Галл мог стать чем угодно, потому что, в сущности, он был ничем. И тем не менее он притягивал к себе все взгляды, его плотская красота привлекала как мужчин, так и женщин. Поскольку он был совершенно бесчувствен, каждая женщина видела в нем вызов своим чарам и была готова на все, чтобы добиться его любви. Так что у Галла всегда была возможность наслаждаться… даже не пошевелившись!

Сирийка была нашей общей любовницей три года. Хотя на мне теперь обет безбрачия, я часто вспоминаю ее, особенно по ночам. Где-то она теперь? Я не решаюсь спросить. Она, наверное, растолстела, постарела, живет где-нибудь в захолустье и покупает любовь юношей за деньги. И все же тысячу раз она была для меня тем же, чем Афродита для Адониса.

Минуло пять лет. Мы жили почти в полной изоляции от внешнего мира. Персидский царь Шапур угрожает нашим восточным рубежам, а германцы делают набеги на Галлию - вот и все, что нам было известно о событиях в мире. Политика была для нас запретной темой. Я изучал Гомера и Гесиода, читал Плотина и Порфирия, предавался любви с антиохийкой, боролся с Галлом, пока, наконец, не победил его, и больше он ко мне не лез. Он был труслив, хотя в ярости становился неукротим.

С того момента, как я пристрастился к чтению, чувство обездоленности меня оставило, но я страстно желал повидать мир за пределами Макеллы. Никуда не годится, когда мальчика воспитывают солдаты и рабы, из которых ни один не смеет к нему привязаться. Правда, рядом со мной был Галл, но мы были братьями только по крови, да и то сводными. В остальном мы походили на двух зверьков, запертых в одну клетку, но готовых при первой возможности наброситься друг на друга. Тем не менее я был пленен красотой Галла, поражен его энергией и мне хотелось во всем ему подражать. Чаще всего он мне этого не позволял; ему нравилось меня мучить. Особенно он любил затеять со мной ссору перед охотой, чтобы иметь возможность сказать: "Вот что! Посиди-ка ты дома. Охота не для детей". Солдаты тут же поднимали меня на смех, и я убегал к себе, а разодетый Галл отправлялся в лес, из зеленой чащи которого уже доносились лай собак и пение рога. Но в тех редких случаях, когда меня брали с собой, я был воистину наверху блаженства.

Однажды сентябрьским утром в Макеллу внезапно прибыл епископ Георгий. Мы не видели его уже несколько месяцев, потому что, как рассказывал нам диакон, "ходят слухи - только никому ни слова! (как будто мы, узники, могли с кем-то сплетничать) - что епископа Георгия вот-вот возведут в сан епископа Александрийского. Сейчас в Александрии епископом Афанасий, но лишь потому, что за него просил император Запада Констант. Теперь же император Констанций намерен вновь сослать Афанасия, и тогда мы поедем в Александрию!" От одной этой мысли у диакона кружилась голова.

Однако епископ Георгий, ожидавший нас в главном зале резиденции, ни словом не обмолвился о церковных делах: он привез гораздо более важные новости. От волнения его лицо потемнело, а пальцы резко пощелкивали в такт словам:

- Через десять дней вас посетит божественный Август. Он сейчас возвращается из Антиохии в Константинополь и специально заедет в Макеллу, чтобы с вами повидаться. - От испуга я онемел, а Галл не растерялся.

- Чего ему надо? - спросил он. Епископ раздраженно ответил:

- Он ваш двоюродный брат. Ваш опекун. Ваш государь. Он желает видеть вас, вот и все. Желает посмотреть, какими вы выросли, чему научились. Особенно его интересуют ваши успехи в богословии, поэтому я останусь в Макелле до его приезда. Мы повторим все, чему я старался вас научить, - это значит, тебе, Галл, придется изрядно потрудиться. Полагаю, от того, какое впечатление произведете вы на императора, зависит вся ваша будущность.