Владимир Микушевич - Воскресение в Третьем Риме

Внешность у Демьяна Чудотворцева была тоже вполне демоническая. Как и его сын Платон, он был очень высокого роста и тоже слегка сутулился, так что ему пришлось исправлять осанку, когда он поступил на сцену Чудотворцев был худощав, с чрезвычайно длинными руками, которые могли уподобляться крыльям, когда он взмахивал ими. Бросался в глаза контраст между концертным фраком и буйной гривой пепельно-белокурых волос, напоминающих духовное лицо и одновременно опровергающих подобное сходство, поскольку трудно себе представить демона в рясе. Предположение невероятное, но мне хочется думать, что инокиня Евстолия (в миру Наталья) в своем скиту могла прочитать стихотворение Блока:

Наталье пришлось сделать усилие над собой, чтобы подойти к Демону и отдать ему букет. При этом ей запомнился не столько взгляд его глаз, мглисто-голубых, сколько прикосновение его пальцев, горячих и цепких, когда он взял у нее букет поздних осенних роз, гармонирующих с ее лиловым платьем.

А через несколько дней Наталья получила по городской почте письмо от Чудотворцева. В письме Демьян Чудотворцев почтительно обращался к высокочтимой Наталье Васильевне с просьбой о возможности брать у нее уроки французского языка по цене, которую она соблаговолит назначить, а также сообщил свой адрес и время, когда его можно застать. Наталья хотела было сразу написать письмо с отказом, но вместо этого на другой же день пошла по указанному адресу. Наталья ожидала увидеть роскошные апартаменты, в которых обитает знаменитый певец, а оказалась она в меблированных комнатах, таких, как те, в которых жила она сама. Чудотворцев был дома. Он учтиво предложил Наталье сесть, исчез за ширмой и вышел оттуда в том же самом концертном фраке; очевидно, другого у него не было. Наталье понравилось, что Чудотворцев без обиняков перешел к делу. За границей он убедился, что его французский язык оставляет желать лучшего. Поэтому он и просит Наталью Васильевну проэкзаменовать его по всем статьям. Наталья предложила ему для начала почитать что-нибудь вслух, и Чудотворцев принялся читать книгу, лежавшую перед ним, прямо с того места, где она была раскрыта, и Наталья, полагавшая, что знает французский язык в совершенстве, почувствовала, что ей трудно следить за чтением. Ее знакомство с французской литературой заканчивалось де Местром и Шатобрианом, а Чудотворцев читал «Paradis Artificiels» Бодлера.

Наталья сразу поймала себя на том, что она не знает слова «Hachisch». (Слово «chanvre» – «конопля» – она, разумеется, знала, да и об опиуме имела представление как медичка.) Лишь постепенно, собравшись с мыслями, она сообразила, о чем идет в книге речь, хотя повествование и проблематика оставались для нее причудливыми. Наталья даже позволила себе прервать чтение вопросом, какие еще книги написал этот автор. Чудотворцев посмотрел на нее с удивлением. Он не представлял себе, чтобы кто-нибудь, читающий по-французски, не знал стихов Бодлера наизусть. Чудотворцев сразу же продекламировал «Correspondances», и Наталья навсегда запомнила строку: «Les parfums, les couleurs et les sons se repondent». Наталья снова была сбита с толку. Она подумала было, что «Paradis artificiels» – трактат по медицине, а его автор пишет, оказывается, такие чарующие стихи. Но, несмотря ни на что, в Наталье заговорило самолюбие, и она принялась исправлять произношение Чудотворцева, действительно хромавшее. Она заговорила с ним по-французски и убедилась, что изъясняется он с трудом, хотя читает свободно и, кроме Бодлера, прочитал бездну книг, особенно новейших, далеко обогнав ее в этом отношении. Наталья наконец отважилась спросить, где он изучал французский язык. «Где же, как не в семинарии», – ответил Чудотворцев и принялся рассказывать о себе. Демьян Митрофанович был сыном сельского священника и в семинарии не отличался никакими особенными талантами, кроме музыкального слуха и склонности к пению, но когда в старшем богословском классе у него прорезался голос, верзила Чудотворцев поставил своих учителей в тупик. Помнится, В.В. Розанов отмечал, что в Православной Церкви невозможен священник, у которого голос – бас, и диакон, у которого голос – тенор. Казалось бы, Демьяну прямая дорога в диаконы, но и для диакона его бас был необычен (с низкими и высокими нотами Чудотворцев еще не умел управляться, так как учился петь исключительно по-церковному). Отец ректор советовал Чудотворцеву готовиться в регенты, опасаясь в глубине души, как бы не пришлось выпускать его дьячком или пономарем, поскольку трудно было себе представить, что непутевый Демка при всем своем артистизме сможет руководить хором. Но тут произошло непредвиденное. Чудотворцева услышал Мефодий Трифонович Орлякин и увез его сначала в Москву, потом в Петербург и, наконец, за границу, чтобы учить музыке.