Владимир Микушевич - Воскресение в Третьем Риме

Надо сказать, что Аристарх Иванович Фавстов избегал слишком близкого общения с Распутиным, едва ли не брезговал его обществом, так что Распутин тем более тянулся к Чудотворцеву Не исключено, впрочем, что Аристарх Иванович боялся навлечь на Распутина какие-то неприятности и потому сторонился его, но Распутина это не спасло. В конце концов, Чудотворцев, в отличие от Фавстова, не был посвящен в государственные тайны, которые могли бы бросить на Распутина тень, но этой тени он все равно не избежал, и не она ли убила его? А с Чудотворцевым Распутина сближало еще и чаянье народной монархии, как я отваживаюсь теперь сказать (оба они этого выражения избегали, хотя, думаю, с глазу на глаз ни о чем другом не говорили). Платон Демьянович полагал, что сословная монархия была свергнута в России революцией Ильина дня (1905 года). Чудотворцев отказывал даже потомственному русскому дворянству в под линном аристократизме, напоминал, что слова «дворянин» и «дворовый» одного происхождения. Истинную русскую знать, аристократию, как сказали бы на Западе, почти поголовно уничтожили Иван Грозный и Петр Великий, предпочитавшие, чтобы знатность не наследовалась, а выслуживалась. (Отсюда стих Грибоедова: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».) Аристократ выслуживал себе дворянство, участвуя в уничтожении себе подобных, о чем еще Пушкин писал в «Моей родословной»:

Здесь кроется некая тайна русской истории. Русских аристократов убивали, чтобы среди них убить кого-то определенного, кого, впрочем, не удавалось определить. Так царь Ирод убивал вифлеемских младенцев, рассчитывая убить среди них Царя Иудейского. Не в этом ли корни русского террора, когда убивают многих, чтобы не упустить кого-нибудь одного (или весьма немногих)? Такому террору и обязаны своим происхождением некоторые дворянские фамилии, отличившиеся на подобном поприще. С другой стороны, тот же Пушкин сетовал на то, что истинная знатность в России есть нечто неприличное или даже крамольное. Чудотворцев испытывал к этой проблеме пристальный и какой-то тревожный интерес. Так, в своем исследовании о «Хованщине» он напоминал, что Модест Петрович Мусоргский – как-никак прямой потомок Рюрика в тридцать втором колене, и не потому ли обе его главные оперы посвящены проблеме престолонаследия.

Таким образом, сословная монархия изначально заключала в себе плебейско-демократический принцип заслуги или выслуги, и не секрет, как и чем такие заслуги приобретаются, даже если это государственная тайна, не подлежащая разглашению. Народная монархия, как ни странно, связана с родовой аристократией, чье присутствие угадывается скорее в простом народе, чем в так называемых высших сословиях. Революция на Руси всегда чает родовой народной монархии и всегда сбивается на ложный путь, вырождаясь в русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Но вождь этого бунта всегда должен намекать своей личностью на истинного народного царя, у которого Кровь Истинная (Sang Real). Отсюда самозванство вождя или культ личности на худой конец. Вот что сближало Распутина с Николаем Вторым, сомневающимся в своей царственности и при этом чающим народной монархии. (Царица только этим чаяньем и жила и потому жить не могла без Григория.) А Григорий Ефимович Новых нуждался в Чудотворцеве, чтобы самому не затеряться в своей кровно-духовной стихии, когда начинала говорить мать сыра земля. Чудотворцев не сомневался в том, что мать сыра земля противится Столыпину, что продажный земельный надел и столыпинский галстук, в сущности, одно и то же; удавка на шее матери-Земли, с которой православный царь, бывало, венчался, познавая в ней Софию Премудрость Божию, и пахарь в этом смысле был царем, а царь пахарем, откуда происходит Домострой и все то, что Пушкин называл тайной свободой, а Максимилиан Волошин – свободой частной жизни, не нуждающейся в политических свободах, и, быть может, несовместимой с ними. Соборным Давидовым плясом, по Распутину, должно было завершиться венчание истинного православного царя и Русской земли, на что направлены все русские бунты и мятежи, называемые революциями. Эту распутинско-чудотворцевскую ноту подхватили после Октября 1917 года крестьянские поэты, за что и были так беспощадно уничтожены коммунистами, выдающими себя за большевиков: