Владимир Буртовой - Щит земли русской

— О премудрый каган, — наговаривал между тем Иоанн и даже привстал на коленях. — Не медли. Росские заставы числом малы, сгибнут скоро. Ты возьмешь окрестные города и — на Киев! Русь велика, всюду надо успеть до зимы, пока князь Владимир не вернулся с северными ратями. — Иоанн чуть помедлил, будто натягивая тетиву тугого лука, и добавил: — Если сам не можешь выступить, пусти с войском кого-нибудь из подданных князей.

Тимарь вздрогнул, остановился около сына. Араслан вскинул голову, потом поднялся на ноги.

— Пошли меня, отец, на бородатых медведей!

Каган улыбнулся, одобряя горячность наследника, но другие мысли теснились в голове. С неприязнью покосился на византийца. «И этот про набег князей мне толкует. Будто сговорился с Анбалом, пока ехал по степи. А может, и сговорился? Император просит войска на арабов, а посол твердит о набеге на Русь! Хитрый византиец, тебе-то что за выгода в моем походе на Русь? О своей выгоде радеешь? О своей выгоде будем думать и мы… Не до забот Византии мне теперь. Что князь Владимир ушел на север, я узнал бы и без тебя, от других торговых людей. Немало их на юг через наши степи путь держат. Не твое известие толкает меня на Русь, а необходимость опередить Анбала. Можно ведь однажды и не проснуться от меча своего же телохранителя: и такое было среди князей печенежских. Но и на поход нелегко решиться, имея врага в собственном стане… Но если так, — остановил Тимарь себя, — то почему бы не пустить Анбала впереди? Анбалу будет первая добыча — и первая стрела бородатого русича. Русичи не попадут — люди Уржи не промахнутся. Никогда еще старый орел не уступал без драки место охоты молодому — таков закон степей! У меня свой наследник подрастает, ему поле охоты нужно», — подумал Тимарь. Потеплело в груди, когда глянул на Араслана: сын порывался что-то сказать, но ждал слова старших.

Тимарь вытолкнул языком мокрый ус изо рта. — Брат мой, — проговорил негромко Тимарь Урже, — призови князей-родичей, будем совет держать. — И к Иоанну: — А ты иди, отдыхай с дороги, византийский посол. Если порешим о походе на Русь и поход будет удачным, тогда и пошлю часть войска в Византию, но не через косогов, а через Болгарию. С ними и возвратишься. Пока же хочу иметь тебя при себе, как доброго и надежного советника.

Иоанн откланялся и вышел из шатра, почти уверенный, что его замысел осуществится, свою долю в заговор против императора Василия он внес успешно.

Высоко в небе прокатился глухой раскат далекой надвигающейся грозы. Иоанн посмотрел на юг: черная и лохматая по бокам туча, гоня впереди себя клубы пыли, стремительно ползла на степь со стороны Боспорского моря. [13] Черное море. Быть жестокому урагану над укрытой ковылью сухой степью!

Всю ночь над Заросьем бушевала теплая летняя гроза, пугая пернатых жителей леса нежданным блеском молнии и оглушительными раскатами грома. Растрепанные ветром водяные шквалы выхлестали непролазные дебри и широкую пойму реки Рось, а здесь, у брода, рухнула с кручи вершиной в воду прожившая свой век одинокая осина: некому было прикрыть ее старое тело от губительного и безжалостного ветра.

В лесу, пока не поднялся от земли туман, — береглись от зоркого глаза печенежских лазутчиков — русские дружинники сушили одежду у жарких, но бездымных костров и беззлобно поругивали убежавшую на север, насухо выжатую ветром тучу.

Больше полумесяца минуло с того дня, как Славич проводил византийского василика за кон земли Русской. Уходили за это время из Киева и другие купеческие караваны, и Славич провожал их в степи или до города Родни, где они садились в лодьи и плыли вниз по Днепру. И все эти дни тревога не покидала сотенного. Вот и теперь стоял он на коне у брода вместе с сотенным Туром и десятником Ярым — верными товарищами былых походов. Ждали вестей от дозорных: близко, совсем близко к краю русских владений подошли печенеги. Потому и отправил Славич в ночь Микулу с пятью дружинниками за Рось, навстречу степнякам. Микула обещал вернуться с первыми лучами солнца.

Всадники молчали, чутко слушали тишину раннего утра. Вот уже сквозь густую пелену тумана показался над правым берегом Роси сонный, будто бы невыспавшийся диск солнца. Но при первом же дуновении ветра со степи солнце как-то сразу вырвалось из объятий тумана и всплыло над зыбким горизонтом, а потом, лаская землю, протянуло к ней еще не согретые с ночи длинные и невесомые руки. Лениво начал просыпаться над рекой тяжелый и сырой туман, нехотя ворочаясь с боку на бок в розовом зареве рассвета, а рядом весело просыпался лес, оглашая воздух разноголосым пением. Вставал над Русью день.