Валентин Рыбин: Закаспий; Каспий; Ашхабад; Фунтиков; Красноводск; 26 бакинских комиссаров

- Вечная память вам, стойким борцам революции, - негромко произнес Куйбышев и, опустившись на колено, поклонился...

На станции он продиктовал телеграмму в ЦК РКП (б), копию адресовал ВЦИКу о том, что обнаружено место захоронения товарищей Шаумяна, Джапаридзе, Петрова и других бакинских комиссаров, что после освобождения Красноводска нужно будет организовать торжественную церемонию перенесения их тел, и просил указания о месте захоронения.

В начале февраля войска Туркестанского фронта взяли Красноводск. Грузные пароходы, переполненные офицерьем, белоэсерами, закаспийской аристократией, подались на юг в персидский порт Энзели. С падением Красноводска всполошилась свора Ораз Сердара, засевшая с осени на Челекене. Спасаясь от расплаты, она едва успела сесть на пароход и отплыть в Астрабадский залив, - отряд красных, высадившись на острове, уже был в ауле Огамене и приближался к Кара-Гелю. Почти одновременно еще один отряд красноармейцев, вышедший из Кизыл-Арвата, достиг прибрежного селения Гасан-Кули и, радушно встреченный каспийскими рыбаками, помог им установить Советскую власть на Атреке.

Прибывший 22 февраля из Самары в Ташкент командующий Туркестанским фронтом Фрунзе приказом по фронту, приветствуя победителей, призвал: «Красные туркестанцы! Еще одно-два усилия, и первый период нашей революции - период революционных бурь и битв - останется позади. Это усилие, наряду с прочими, должны сделать и мы. Еще бродят в Фергане белогвардейские разбойничьи шайки английских холопов Мадамин-бека и Иргаша, еще держатся в Семиречье остатки сибирской контрреволюции. Я жду от вас выполнения долга!»

Ушли на Семиреченский и Ферганский фронты красные полки из Закаспия. Отправились строить новую жизнь в городах и селах рабочие и дехкане. Под Фергану со своей конной разведкой уехал Русанов, взяв с собой Бяшима и Али Дженга. Лесовский задержался в Красноводске с санитарным поездом, и неожиданно был вызван командующим в штаб 1-й армии Зиновьевым.

- Прошу, садитесь... - Командарм, мужчина лет тридцати, плотный, с округлым добродушным лицом, подал руку. - Я пригласил вас как человека, знакомого с бывшим полковником Хазарским. Я беседовал с ним, и он сказал мне, что знал лично Житникова, Телия, Тузина. К сожалению, все они погибли...

- Простите, товарищ командарм, разве Тузин тоже?..

- Тузин расстрелян в Петровске... Бичераховым.

- Я не терял надежды встретиться с ним... - Лесовский, задумавшись, замолчал и, спохватившись, вспомнил о вопросе командарма. - Да, я знаком с Хазарским. Впервые встретился с ним еще в тринадцатом, перед войной, когда работал на кяризе.

- Охарактеризуйте его коротко...

- Попытаюсь. Ну, скажем, так... Горяч, даже вспыльчив, но душой мягок. Образован... Фанатически любит свой народ. Одинаково защищает богатых и бедных. Туркмен не делит на сословия - смотрит на них как на единое целое, оберегает от влияния немусульман.

Октябрьскую революцию считает революцией русской...

- Говорят, он когда-то выразился, что туркмены будут держаться за Советскую власть обеими руками и отпустят только в том случае, если им разрубят руки?

- Да, это его слова, - подтвердил Лесовский. - Я сам присутствовал на этом собрании. Мы провели его в Доме Свободы вместе с Житниковым, перед выездом на Кавказ, за хлебом.

- Больше у меня вопросов нет. - Зиновьев встал, подал руку.

На следующий день Лесовский и Хазар-хан ехали вместе в санитарном вагоне. Сидели друг перед другом за столиком, ели сушеную рыбу, запивая кипятком, и были весьма довольны - новое время разворачивало перед ними широкие перспективы переустройства мира. Многое казалось чересчур сложным, непонятным, и тем охотнее обсуждали они существо всякой, возникшей в разговоре, проблемы.

- Сложно... Все очень сложно, Николай Иваныч,- говорил Хазар-хан. - Вы забываете, что я не революционер, а бывший либерал, офицер милютинской школы. Я всегда стоял за благоденствие и просвещение, но я - беспартийный.

- То, что вы, находясь больше года в контакте с англичанами и белогвардейцами, не выступили против Советской власти - уже говорит о вашей лояльности к большевикам. Мы хорошо понимаем, что вы рисковали многим, может быть, даже жизнью, оставаясь в стороне от тех дел, какие творили бичераховцы, деникинцы и английские офицеры. Кстати, Хазар-хан, как вам удалось такое продолжительное время держать нейтралитет?

- Знаете, Николай Иваныч, туркмен, однажды давший слово, - не должен изменять ему, иначе он не туркмен. А я дал слово Советской власти. - Хазарский скупо улыбнулся, задумался. - Вообще-то, я был не в чести у Бичерахова... Он присылал ко мне из Петровска своих офицеров - хотел увезти к себе и даже дальше. - Хазарский поежился, поправил сползшую с плеч шинель, продолжил: - Сижу вот так дома... Время было после полудня... Вдруг забегает сосед-рыбак: «Хазар-хан, иди посмотри - пароход в заливе остановился. Пятеро на шлюпке к берегу плывут, к тебе наверное!» Выхожу на порог, действительно, в заливе пароход «Экватор», и шлюпка от него приближается. Вылезли приезжие на берег, наши рыбаки окружили их толпой, ведут ко мне. Принял я их. Представились людьми Бичерахова, посланными по специальному заданию. Разговор начали издалека. Сначала принялись вспоминать знакомых мне старых офицеров и генералов, постепенно добрались до Куропаткина. Сообщили подробности о нем. После Октябрьского переворота, дескать, бежал он в свое село Шешурино, в Псковскую губернию, затаился, учительствует в школе, открыл библиотеку, без конца подвергается арестам местной ЧК и ждет, когда призовут его старые друзья к делу. Далее мне бичераховские парламентеры сообщают, что Лазарь Бичерахов создал свое Кавказско-Каспийское правительство и желает иметь на посту командующего генерала Куропаткина, а уговорить его на этот пост может лишь один человек, его бывший адъютант полковник Хазарский. Собирайтесь, говорят, поедете с нами в Псковскую губернию к Куропаткину, вас проводят туда и обратно. Осмотрелся я вокруг, взвесил: приезжих пятеро, а на моей стороне с полсотни рыбаков, - отвечаю: «Нет, господа, никуда я не поеду. Мне не до бичераховских забот, у меня свое государство - Челекен». Не понравилось им, начали припоминать, что служил я в красном Совдепе, преследовал и сдал большевикам генерала Мадритова. Дошло до ссоры, но рыбаки мои умело выпроводили приезжих - уплыли они ни с чем... Позже было всякое, вплоть до того, что англичане пытались репрессировать рыбаков, а меня вынуждали служить им, но тщетно...