Далее сообщалось о потерях с той и другой сторон. Ермолов бегло зачитал цифры.
— Великолепно, великолепно, господа, — говорил он, соображая, что следует предпринята дальше, и решился немедля собрать военный совет.
Возле зеленого шатра командующего сошлись генералы и офицеры. После недолгого, но восторженного обмена впечатлениями о победе, Ермолов высказал свои соображения: единственно свежие силы персиян ныне стоят в направлении Джелал-Оглу. Следует и здесь нанести ощутимый удар, дабы нагнать неприятеля за пределы границы. Командующий приказал передать под командование только что прибывшему из России Денису Давыдову грузинскую конницу всех трех уездов: Горийского, Душетинского в Тифлисского — всего 900 человек, двигаться к Джелал-Оглу и возглавить военные силы. Вскоре Давыдов с ополчением выехал из Акстафы. Днем позже командующий получил сообщение, что в Кахетию подошла 20-я пехотная дивизия под командованием генерал-лейтенанта Красовского. Ермолов с войском выехал туда.
В пути он думал: как-то сложится обстановка на Эриванском направлении? Вспомнил о Муравьеве. На ближайшем привале в Гассан-Су написал записку:
«Почтенный Муравьев, знаю усердие твое к службе и деятельность, и потому ни минуты не усомнюсь, что всеми средствами будешь ты способствовать Давыдову, которому необходимы сведения твои о земле и неприятеле.
Ты узнаешь от него об успехе войск наших против Аббас-Мирзы и о бегстве сего последнего.
Изыщи способ сообщить известие сие персиянам. Для сего можно отпустить персиянина, привезшего письмо от Монтиса, если вы его не отправили. Можно через наших армян известить соотечественников их, в Эривани живущих.
Прошу дружбы к Давыдову, о котором я говорю теперь как о брате. Прошу содействовать ему трудами. Прощай. Душевно любящий Ермолов».
Ниже подписал: «18 сентября 1826. Гассан-Су».
За лето у Огурджинского не появилось ни одного шкоута, ни одной расшивы. Пальван не знал, что ему предпринять. Рыбы скопилось много — и вяленой, в соленой, а хлеб на исходе. Лейла как-то сообщила: скоро не из чего будет печь чуреки.
Незлобивая и щедрая Бостан-эдже и та переменилась — стала строже.
— Беглых с Челекена много появилось, — вздыхала она, жалуясь. — И все собираются возле наших кибиток, как будто у нас бездонный котел.
— Куда же им еще деваться, эдже? — отвечал Кеймир. — Ни у одного нет киржима, даже рыбы не наловишь.
Беглые батраки целыми днями отирались возле кибиток, заглядывали в глаза пальвану и его матери: не помочь ли в чем? Но какая уж тут помощь! Самое лучшее, если они увидят в море купеческий шкоут. И Кеймир предупреждал всех, их было человек десять, чтобы позорче смотрели — может, аллах смилуется, пришлет купца.
Батраки разбрелись по всему острову. Некоторые сидели у чабанов в надежде чем-нибудь поживиться: куском чурека или бараньей косточкой. Другие несли с бахчей арбузы и дыни — этого добра на острове было много. И только самые ленивые лежали на берегу в полудреме и поглядывали на морские волны.
В один из сентябрьских дней, когда Кеймир учил своего шестилетнего сына садиться на коня, а Черный Джейран посмеивался, глядя на забавы пальвана, с северной стороны острова донесся крик:
— Плывет! Плывет!
Кеймир бросил уздечку и кинулся за кибитки. Выскочив на пригорок, он остановился. Курбан указал рукой на море:
— Только, кажется мне, что это не русский шкоут, а персидский геми.
Кеймир стал пристально вглядываться в морскую даль. Действительно, это было двухмачтовое судно немного меньше расшивы.
— Да, наверное, геми, — согласился Кеймир и сник. Плыть на маленьком кяржиме к персам опасно. Самого схватят и киржим вместе с рыбой заберут. Да и зачем в ним плыть с рыбой, когда они в ней не нуждаются? За солью к Кияту едут.
Не переставая следить за персидским судном, пальван соображал: «Вот бы причалили они сюда! Рис, наверное, у них есть».
Судно между тем не приближалось и не удалялось — и Кеймир удивился: чего бы ради персы остановились между Огурджинским и Челекеном.
— Смотри, пальван, они паруса убирают, — сказал, подойдя, Черный Джейран и тихонько засмеялся. Хищный смешок евнуха перенес мысли Кеймира в шестилетнюю давность, когда они вместе ездили рубить канат русского корабля.
Сбежавшиеся со всех сторон батраки смотрели в море и высказывали свои соображения — к чему персы остановились, не дойдя до Челекена. Одни предполагали, что произошла поломка, другие говорили, что персы нарочно встали в отдалении, чтобы ночью напасть на остров.
Читать дальше