Берды Кербабаев - Решающий шаг

— Но у него ребенок.

— А у тебя его не было?

— Ну, я вижу, Умсагюль уже успела заморочить тебе голову.

— Она заботится не о том, чтобы найти Халназару невестку. Она ко мне хорошо относится и пришла сказать, что дом Халназара — подходящее место.

Меред понурил голову. Жена снова заговорила:

— Дочь твоя будет жить в довольстве, утопать в шелках, носить серебро. Пищей ей будет масло и мед...

— Выдать Айну за вдовца?.. Нет, — покачал головой Меред, — мы не из тех, кто ищет кусок хлеба.

Мама, отдаваясь мечтам о богатстве, видимо, совсем забыла, кто ее собеседник. Поставив на голове торчком свой борык, она заговорила вкрадчиво, подобно Умсагюль:

— Девонька ты моя... — И тут же оборвала себя: — Вах, отец!..

Этого было достаточно, чтобы Сона вскочила на ноги и захлопала в ладоши.

— Ай, мама назвала отца девушкой!.. — взвизгнув от восторга, проговорила она и побежала в кибитку, крича: — Айна, ай, Айна, мама назвала отца девушкой!

— Ах, чтоб тебя!.. — выругалась Мама. — Теперь разнесет по всему аулу.

Меред по-прежнему сидел молча, а Мама стала говорить запальчиво:

— Мне никто не помогал растить детей! Никто каплей воды не помог! Пусть говорят люди, что хотят! А я буду довольна, что дочь пристроена в хорошую семью.

Меред подумал: «Пожалуй, если б дело коснулось твоей дочери, ты бы так не говорила». Пошевелив губами, он хотел что-то сказать, но, встретив решительный взгляд жены, понял, что ее ничем не образумишь.

Мама, вставая, сказала свое последнее слово:

— Судьбой дочери распоряжается мать. Я знаю, что делаю!

Под стук гребня Айна вспоминала ночную встречу с Артыком и тихо напевала:

В белой кибитке мой постелив ковер,

Я нагляжусь ли вдоволь на тебя, Артык-джан?

Средь поцелуев, милый встречая взор,

Буду ль лоб твой нежить рукой, Артык-джан?

Она не слышала, о чем разговаривала Мама с отцом, но догадывалась. Не без дела приходила эта Умсагюль, неспроста назвала она имя Халназар-бая. Не будь встречи с Артыком, вероятно Айна плакала бы. Теперь ее не особенно тревожили разговоры под навесом. Айна слышала об ответе отца Халназарам, она знала теперь намерения Артыка и верила в то, что ему удастся ее увезти, поэтому она продолжала напевать, сидя у своего ковра, когда вбежала Сона и взобралась ей на спину. Обняв сестру, Сона стала болтать ногами.

— Айна, ай, Айна, слышишь. Мать назвала отца девушкой! — повторила она и звонко засмеялась.

У Айны чуть не сорвалось с языка: «Наш отец, козочка, вроде девушки», — но ей не хотелось смущать чистый разум ребенка, и она сказала:

— Если мама назвала отца девушкой, то тебя может назвать мальчиком. Ведь она часто ошибается.

— О. еще как ошибается! — подхватила Сона. — Знаешь, отец спросил ее: «Давно заснула?» А она: «Только прилегла». А разве она не с утра спит?

Айна погладила девочку по головке:

— Твоя мама, душенька, пленница сна... А о чем они там говорили?

— Говорили — приходила сваха.

— Откуда?

— Халназар, говорили, бай...

— Ну?

— Говорили богатый.

— Ну, а потом?

— Потом... потом... Постой-ка. Говорили, у него шапка... ай, я не поняла!

Айна прижала девочку к себе и зашептала быстро:

— Ну, говори скорей! О чем они еще говорили?

— Ай, да я и не слушала.

— Ну, хоть что-нибудь слышала?

— Потом?

— Да.

— Потом мама назвала отца девушкой.

— Ты об этом уже сказала. А что говорил отец?

— Ничего не говорил, молчал.

— А мама?

— Мама... мама сказала — ходжа поругал.

— Кого? Меня?

— Да нет, отца.

— Ну, а дальше, дальше что было?

— Потом, да?

Сона пристально посмотрела в лицо сестры:

— А ты разве не слышала, как крикнула мама?

— Ну что, что же она крикнула?

— Она сказала: «Свадьба... Свадьбу дочери делает мать».

Айна вздрогнула и оттолкнула от себя Сону. Вскочив на ноги, она с ковровым ножом в руке обернулась к двери и, сверкнув черными глазами, громко сказала:

— Не дам себя продать!

Была середина июня. Солнце пылало над самой головой. Раскаленный воздух обжигал. Земля дышала жаром, как зола в костре.

Вода в русле Джангутарана, протекавшего возле уездного управления, чуть струилась на дне. Водокачки хлопковых плантаций русских и армянских богачей громко стучали моторами, словно спорили и, казалось, бесконечно повторяли: «Мы не сыты! Мы не сыты!» Глядя на трубы, жадно сосавшие остатки воды вместе с илом, можно было понять, что они и в самом деле не сыты.