— Пусть будет здоров привозящий благую весть!
— Двенадцать муфтиев (Муфтий — мусульманский правовед) благородной Бухары, великий казий, шейх-уль-ислам (Шейх-уль-ислам — духовный глава мусульман) творят молитвы о вашем здравии, чтобы еще выше поднялось ваше ханское величие и чтобы ваш свет распространился на весь мир ислама. Каждый день пять раз, после молитвы, возглашают они свои благословения вам. Возношу хвалу аллаху — довелось и мне лицезреть ваш благословенный лик!..
Эзиз, не поняв как следует слов Тогса-бая, которых хватило бы на хороший вьюк для осла, не зная, что сказать, опять коротко ответил:
— Пусть будет здоров его величество эмир!
Приказав своим людям передать подарки, Тогса-бай собственноручно прицепил на грудь Эзиза сияющий орден. Красное, лоснящееся лицо Эзиза, изъеденное оспой, засияло от гордости.
— Не приложу ума, чем отблагодарить его величество эмира за оказанный мне почет.
Тогса-бай, напыжившись еще больше, сказал:
— Его величество эмир, свет мира, повелитель правоверных, от чистого сердца благодарит вас за услугу миру ислама. В какой бы помощи вы ни нуждались, он почтет своим долгом оказать вам ее. Из далекого края, от близкого сердца он шлет вам уверения в своем уважении. Как только станет поспокойнее, он будет рад принять вас в благодатной Бухаре, и мы надеемся, что вы, светлейший хан, будете почетным гостем нашего повелителя и его собеседником.
— Если будем здоровы, бог даст, увидимся.
В дальнейшей беседе Тогса-бай осторожно дал понять тедженскому хану, что эмир Бухары, пользуясь смутой, намерен расширить свои владения, а его, Эзиза, сделать своим наместником в Туркменистане.
Эзиз почувствовал себя равным чуть ли не шах-ин-шаху. Кто знал его имя за несколько лет до этого? А сейчас к нему с поклоном идут послы правителей и правительств. Каждый его задабривает, каждый обещает всякую помощь. «От ашхабадских меньшевиков и эсеров возьму оружие, — думал Эзиз, — соберу войско. Когда достигну Бухары, — запущу руку в ее казну. Пусть Тогса-бай считает меня дураком. Пусть эмир думает, что перетянул Эзиза на свою сторону. Потом посмотрим, кто окажется в дураках. Тогда и ашхабадских правителей их же оружием стукну по лбу. Пусть сегодня я — хан одного Теджена. Завтра я буду ханом ханов, повелителем всего Туркменистана!»
После приема бухарцев Эзиз посовещался со своими советниками, затем продиктовал Абды-Джелил-ишану свое первое повеление по «Тедженскому ханству»:
«По воле аллаха, с благословения наших ишанов, мы препоясались для борьбы с большевиками, которые оскорбили ислам. Поэтому приказываю тедженскому народу:
Двадцатого июля, рано утром, прислать в город Теджен по одному мужчине от каждой пятой кибитки.
За исполнение этого приказа отвечают старейшины и арчины.
Кто не выполнит моего приказа, пусть не ждет от меня хорошего. Люди, уклонившиеся от явки в мое войско, будут считаться предателями, примкнувшими к врагам ислама. Их постигнет тяжелое наказание».
Для скорейшего распространения своего повеления Эзиз послал в каждый аул по нескольку нукеров, приказав им применять беспощадные меры при наборе людей. Он приказал также привести из аулов всех годных для войска коней.
Только после этого Эзиз вспомнил о необходимости поговорить с Артыком.
Артык между тем ждал, чем ответит Эзиз на его выступление в защиту избитого дейханина, и решил на всякий случай держать под седлом Мелекуша. Заметив беспокойство своего сотника, джигиты сотни обступили его с тревожными вопросами. Артык не скрыл от них, что лежало у него на сердце.
— Друзья! — сказал он.—Мы с вами немалое время вместе делили хлеб-соль, вместе садились на коней, вынимали сабли, а где нужно, и кровь проливали. Я вам не говорил раньше, но теперь скажу: каждого из вас я полюбил, как брата. И вот теперь... пришло время расстаться. Если обижены мною — простите!
Джигиты стояли перед ним, опустив головы. Никто из них не мог сразу ответить своему сотнику. Артыку захотелось их подбодрить.
— Друзья! — продолжал он.— Мир создан так: если утром встаешь веселым, к полудню часто горюешь. Уйти от вас мне нелегко. Но после всего, что произошло, мне нельзя здесь оставаться. Опасность висит не только надо мной, но и над вами. Если уйду, вас, может быть, минует беда. Думаю, что мы еще встретимся.
Один из джигитов поднял голову:
— Артык, куда ты уйдешь?
— Не знаю еще. Позволят — уйду в свою кибитку. Будут преследовать — придется скрываться.
Читать дальше