Бернард Корнуэлл - Клинок Шарпа

Один из кавалеристов вылетел из седла, его тащило за стремя, он вопил от боли. Потом Шарп пронесся мимо погибшей лошади: ее всадник скорчился рядом, пытаясь избежать опасности – он, Шарп, так никогда бы не смог! Он никогда раньше не был в центре кавалеристской атаки: о таком буйстве чувств можно было только мечтать. В такие моменты человек чувствует себя богом: воздух тяжел от шума, скорость лишь добавляет силы клинку, грудь переполняет вдохновение – но лишь до той минуты, когда пуля превратит бога в кусок мертвечины.

На пятидесяти ярдах подняла свои мушкеты следующая шеренга каре. Солдаты вгляделись в надвигающийся на них вихрь ярости – и выстрелили. Один из всадников упал, копыта его коня высоко взметнулись в воздух и опустились, кровь брызнула немыслимо далеко, но следующая шеренга уже миновала препятствие. Гривы коней развевались. А у французов на изготовку выходила еще одна шеренга.

Каре окутал дым. Пуля просвистела мимо Шарпа, но он ее не слышал: только грохот копыт. Офицер, скакавший впереди, был убит: его тело несколько раз конвульсивно дернулось, рот распахнулся, но крика не было слышно за окружающим шумом. Потом длинный палаш выпал из руки и беспомощно повис на темляке. Конь тоже получил пулю, но только вскинул голову, взревел от внезапной боли и продолжил скакать вперед. Мертвец на умирающей лошади возглавил эту невозможную атаку.

Труба дала последний сигнал, бросая их на врага. Один из трубачей лежал на земле со сломанными ногами, но продолжал раз за разом играть, заставляя людей кричать от внезапного счастья. Крики боли, грохот копыт, звон оружия – все потонуло в звуке трубы. Древка флажков опустились, как пики: момент настал. Атаку накрыл перекрестный огонь других каре, один флажок теперь указывал в землю: всадник, державший его, медленно начал клониться вниз, потом вдруг рухнул, покатился и завопил, обливаясь кровью. Возглавлявший атаку мертвец тоже упал на шею своего умирающего коня, и тот воспринял это как последний приказ: он рванулся вперед. Кровь хлынула из раны, огромное сердце толчками выплескивало ее из вен, ноги коня похолодели, и он упал на колени, из последних сил пытаясь ползти по скользкой от крови траве. Наконец он сбросил своего жуткого седока и испустил последний вздох, по инерции вломившись гигантским мертвым тараном в переднюю шеренгу каре. В рядах открылась брешь, и немцы увидели ее.

Она стала для них лучом света в темноте. Драгуны натянули поводья и радостно закричали. Французы отчаянно пытались перестроиться – но слишком поздно: первый конь уже был среди пехоты, палаш опускался. Мушкетная пуля ударила коня в брюхо, он упал, еще больше расширив брешь, и еще два коня ворвались в образовавшийся проход. Засвистели клинки, копыта заскользили по мертвым телам – и вот они внутри каре. Теперь французов ждала смерть.

Кто-то бежал, кто-то побросал оружие, но остальные приняли бой. Немцы обрушили на них всю мощь своих палашей, их кони сражались так, как были приучены: они били копытами, одним ударом проламывая черепа и наводя прошибающий до кишок ужас на пехотинцев. Послышались крики, предсмертные хрипы. Немецкие эскадроны, двигавшиеся сзади, свернули правее, к следующему каре: бежавшие из-под ударов палашей ринулись туда, вклиниваясь в стройные ряды, а по пятам за ними скакали всадники. Здесь же был Харпер, клинок плясал у него в руке. Конь Спирса побывал не в одной атаке: он постоянно двигался, уходя от байонетов и поставляя под саблю все новые цели. Ирландец что-то кричал по-гэльски, безумие схватки охватило его. Долина была полна всадников, клинков и беспомощной пехоты.

Второе каре дрогнуло, строй распался, и немцы, взревев, начали наносить несчастным убийственные удары. Трубач со сломанными ногами все еще гнал их вперед, но теперь в его сигнале звучали нотки триумфа.

Необстрелянный конь Шарпа не хотел идти в хаос схватки. Стрелок ругался, натягивал поводья, но без толку. Вдруг его атаковал французский пехотный офицер, он был верхом, сабля вытянута вперед, как пика. Шарп сделал выпад, промахнулся и снова выругался: конь не стал разворачиваться, чтобы всаднику удобнее было догнать и поразить цель

Но где же Леру? Где, черт возьми, Леру?

Он видел Харпера: ирландец преследовал беглецов из второго каре. Один из них попытался проткнуть сержанта байонетом, но Харпер пнул его ногой, ухватил за байонет и раскроил лицо саблей. Человек упал, кивер его смешно повис на сабле Харпера и оставался там еще пару ударов, пока не соскочил, когда здоровяк-сержант убил французского офицера.