Фридрих Клингер - Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад

— Не моя забота печься о нем. Должно быть, таков порядок, установленный тобой на земле: кровь его должна пролиться, чтобы преступления короля стали еще ужаснее.

Герцог опустился на колени. Он слышал плач и вопли своих сыновей, стоявших под эшафотом. Эти крики должны были сопровождать его переход в иной мир. Он забыл о собственной позорной смерти; в последние минуты жизни он думал только о страданиях этих несчастных. Скупые слезы стояли у него в глазах… Губы его дрожали… Палач размахнулся, и горячая кровь отца обагрила трепещущих сыновей. Залитых кровью, их вывели на помост, показали им тело и отрубленную голову отца и погнали обратно в тюрьму. Там их поместили в суженные книзу корзины и в таком ужасном положении оставили медленно умирать. Чтобы усилить муку, им время от времени вырывали зубы.

Фауст, потрясенный этой ужасной сценой, шатаясь, вернулся в гостиницу и приказал дьяволу отомстить злодею, которому небо позволило безнаказанно совершить эти страшные злодеяния.

Д ь я в о л: Нет, Фауст, я не уничтожу его, это противоречило бы полицейскому уставу преисподней. Почему дьявол должен положить конец этим жестокостям, если тот, кого люди называют своим отцом и спасителем, терпеливо взирает на них? Вероятно, таков нравственный порядок жизни на земле, если этот король, осмеливающийся называть себя помазанником господним, облечен правом и властью так обращаться с людьми. Где же будет предел твоей мести, если я стану выполнять все твои злобные требования?

Ф а у с т: А разве я не заслужил бы похвалы, если бы, подобно новому Геркулесу, сделал целью своей жизни освобождение Европы от подобных чудовищ?

Д ь я в о л: Слепец, разве само существование этих тиранов не доказывает испорченности вашей натуры? Если на земле станет возможным возмездие им и им подобным, то кровопролитию не будет конца. Народы станут враждовать и истреблять себя в междоусобицах. Ты видишь здесь миллионы людей, которые терпят этого изверга, как они сами его называют. Терпят от него муки и не взывают к мести. Ведь они смотрели на казнь герцога так равнодушно, как будто перед ними резали овцу. Разве они не испытывали при этом трагическом зрелище трепетного и мучительного наслаждения?.. А разве это не доказывает, что они заслужили свою судьбу и недостойны лучшей участи? Разве это не доказывает, что они — рабы неба и своей природы — должны нести иго, которому подвластны? Если сладострастие еще не совсем иссушило твой мозг, то попробуй согласовать это с твоими школьными понятиями о морали; не мое это дело рассеивать мрак, который нас окружает. Я не могу наложить руку на христианнейшего монарха, который так успешно действует на пользу ада, не могу разорвать нить, на которой некто более сильный, чем я, при помощи этого монарха держит в повиновении французский народ.

Ф а у с т: Откуда вдруг такая щепетильность у дьявола? Как легко ты согласился выполнить мою волю, когда дело касалось немецкого государя! Разве француз тебе дороже?

Д ь я в о л: Тот не называл себя христианнейшим, не был помазан, и я повиновался тебе лишь потому, что видел в этом пользу для ада. Когда-нибудь ты это поймешь. За,*ем же я стану насиловать свою собственную утробу? Ведь этот король закладывает фундамент деспотизма, которому суждено расти на протяжении веков, совершать еще более неслыханные злодеяния и отправлять в ад бесчисленные жертвы отчаяния. Разве ты не понимаешь, что все деспотические вельможи и министры и все прочие кровопийцы будут низвергнуты в адскую бездну? А ты мне предлагаешь уничтожить того, кто кладет этому начало! Фауст, если бы сам могучий сатана был королем Франции, он не мог бы с большим успехом сеять семена грядущего зла, чем это делает ее теперешний король. Потерпи! Ты еще увидишь его, насладишься его муками и тогда пожелаешь ему долгой жизни, чтобы эти муки продлить.

Некоторое время спустя Фауст познакомился с одним очень приятным и умным дворянином, и оба они — и Фауст и дьявол — так понравились этому человеку, что он пригласил их в свое имение, расположенное недалеко от города, где жил со своей семьей, состоявшей из жены и прелестной шестнадцатилетней дочери. Фауст при первом же взгляде был очарован хорошенькой невинной девушкой и впервые почувствовал сладкую муку нежной и искренней любви. Он рассказал об этом дьяволу, который столь же охотно поощрял всякое зло, сколь охотно Фауст его творил. Дьявол сразу же предложил Фаусту свою помощь и стал смеяться над его жеманством. Фауст же, которому вдруг показалось, что он испытывает весьма благородное и возвышенное чувство, признался, что он не хочет так плохо отблагодарить дворянина за его гостеприимство. Дьявол стал еще больше высмеивать сомнения Фауста и сказал: