Иен Келли - Казанова

После похорон, на которых он присутствовал один, Казанова получил плохие новости из Венеции. Брагадин умер, и хотя Дандоло послал Джакомо по завещанию сенатора тысячу экю, с постоянной финансовой поддержкой было покончено.

Несчастья, как известно, по одному не случаются. Возможно, по инициативе семьи маркизы д’Юрфе, но столь же вероятно — по инициативе кредиторов, Казанова получил lettre de cachet [8] Указ об изгнании (фр.). за подписью Людовика XV, который означал, временно изгнание из Франции, главного дома Казановы на протяжении десятилетия. Ему дали сорок восемь часов, чтобы покинуть Париж.

Герцог де Шуазель, давний партнер в финансовых делах и друг де Берни, организовал Казанове проезд через Пиренеи в Испанию и снабдил его рекомендательными письмами от принцессы Любомирской и маркизы де Караччьоли к различным испанским министрам.

Казанова поехал через Бордо и пересек Пиренеи на мулах. Он располагал достаточными средствами для путешествия с большим количеством книг, которые с сожалением вынужден был оставить на границе, поскольку их конфисковали. Он прибыл в Мадрид через ворота Алькала и снял квартиру на Калле-де-ла-Круз. Почти сразу же Казанова отправился к главе испанского правительства, графу д’Аранду, который законно носил титул, некогда присвоенный венецианцем Джозефу Корнелису. Несмотря на отсутствие у него полномочий, карьеры, денег или происхождения, Казанова тем не менее хотел служить испанскому правительству на самом высоком уровне. По понятным причинам, испанский премьер-министр ему отказал и посоветовал лучше обратиться в венецианское посольство, с тем же самым его отправил восвояси испанский герцог де Лоссада.

Когда Казанова обратился к Гаспару Содерини, секретарю венецианского посла Мочениго, Содерини тоже заявил, что ошеломлен подобной наглостью — разве Джакомо не скрывается от венецианского правосудия? — и рассмеялся ему в лицо. Казанова холодно заметил, что просил быть не представителем венецианской инквизиции, а венецианского государства, с которым у него нет разногласий. Тем временем Дандоло поработает от его имени в Венеции и через несколько недель добудет ему бумагу о том, что Венеция больше не имеет претензий к Казанове, даже если таковые есть у инквизиции, и что с ним надо обращаться со всяческой любезностью, покуда он находится в Испании.

Так началось пребывание в Испании и вхождение Казановы в жизнь мадридского общества, экзотическую из-за смешения в ней эротики и репрессий. Святейшее ведомство, или инквизиция, проникло тут во все аспекты жизни. Здесь процветал театр, но в нем сидели в потайных местах ее шпионы. Здесь были различные оперы и музыка, но актеры и оркестр должны были падать на колени при выкрике «Dios!», сигнализировавшем о прохождении мимо религиозной процессии. А испанские женщины, как вспоминал Казанова, прежде чем отправиться с ним в постель, завешивали вуалью распятия и изображения святых в своих спальнях.

17 января 1768 года, в день Святого Антония, Казанова принял участие в мессе в церкви Соледад на кале Фуенкарраль и потом проводил домой одну девушку, чтобы попросить у ее отца, который оказался сапожником, разрешение пригласить ее на бал. Так полагалось в Мадриде, объяснял Джакомо в «Истории». Девушку звали донна Игнасия, и она стала объектом его внимания, покуда он был в Испании. Он договорился с ее отцом, на каких условиях возьмет ее на содержание. Однако донна была поистине благочестивой католичкой, которая не слишком поняла, по крайней мере на начальном этапе, чего же от нее требовали отец и венецианец. Сначала она согласилась танцевать фанданго, новый танец для Казановы, с предполагаемым любовником и плясала «столь сладострастно», как пишет Казанова, «что не могла бы выразить более полно то же самое в словах». Но долгое время девушка не шла дальше. Она и Казанова чувствовали сильное влечение друг к другу, но их отношения продвигались с трудом и никогда так и не завершились, как мечтал итальянец, надлежащим финалом.

В ожидании королевской милости, после того как Джакомо заручился хорошей дипломатической поддержкой, Казанова неизбежно столкнулся с финансовыми трудностями. Как и всегда, он жил не по средствам, продолжая все более отчаянные попытки произвести впечатление на тех, кто облечен властью, дабы присоединиться к ним. Кроме того, обнаружилось сокрытие им пистолетов, что было нарушением законов Мадрида. Он бежал в дом придворного художника Рафаэля Менгса, друга своего брата, которого встретил в Риме семь лет назад, но 20 февраля 1768 года был арестован.