Иен Келли - Казанова

Фридрих, которому было пятьдесят два года, «поразил Европу своими воинственными идеями… той самоуверенностью, каковой невозможно противостоять». В тот момент он стал ключевой фигурой при расчетах новых династических союзов и придворных церемоний, связанных с предполагаемой свадьбой принцессы Брауншвейгской и его сына. Казанова был свидетелем одного из редких появлений Фридриха, когда тот не был в военной форме — в оперном театре с сестрой в «камзоле из люстрина с золотым шитьем, [хотя] лишь старожилы припоминали, когда он появлялся на людях без формы и сапог».

Военному стилю монарха подражали при всех королевских домах Европы, и в Сан-Суси он был в военной форме. Первоначально разговор шел в высокопарном тоне. Когда Казанова выразил восхищение садами, Фридрих возразил, что они не походят на Версаль, с чем Джакомо был вынужден согласиться. Король принял его за «инженера-гидравлика», и итальянец подумал, что, возможно, придется прибегнуть к своим скудным познаниям в области устройства фонтанов, чтобы получить работу. Фридрих считал, что лотерея — налог на глупость: «Я считаю это мошенничеством и не хочу этого, даже если есть материальные доказательства того, что я никогда не проиграю отдела… Невежественные люди не рисковали бы своими деньгами, если бы они не вдохновлялись ложной уверенностью». Названный просвещенным, Фридрих Великий, безусловно, таковым и являлся.

Казанова не терял надежды, и вскоре оказалось, что выраженные Фридрихом опасения были лишь позой. Однако лотерея была учреждена не Казановой, а его парижским конкурентом Джованни Кальцабиджи, который получил прибыль в первый год в сумме триста тысяч крон и был управляющим в течение трех лет. Тем не менее, как с горечью и сожалением замечает Джакомо, Кальцабиджи умер банкротом и не поблагодарил его за помощь в убеждении Фридриха в выгодности схемы.

Лорд Кейт сообщил Казанове, что он произвел хорошее впечатление на короля и следует дождаться той или иной формы поощрения. Это не было совсем уж сюрпризом для Казановы, но и не очень порадовало его, из-за случившегося в садах.

Когда Джакомо покидал Сан-Суси, Фридрих повернулся к нему, смерил взглядом, а затем, «после минутного размышления», произнес: «Вы очень видный мужчина». Казанова был несколько шокирован, поскольку считал, что его воспринимают более серьезно. То, что в дальнейшем он назвал Фридриха Великого «гомосексуалистом, который не делает секрета» из своих наклонностей, пожалуй, показывает недовольство репликой короля, полученной, когда Казанова надеялся на работу. Фридрих Великий мог быть или не быть гомосексуалистом; Вольтер на этот счет посмеивался, а британский посол отмечал «противоестественные вкусы» монарха, но Казанова, скорее всего, ошибочно почувствовал себя оскорбленным. Король сказал лишь то, что было правдой, Казанова выглядел представительно, даже когда лишился удачи и похудел от недавней болезни.

Пять или шесть недель спустя король предложил Казанове работу. Лотерею отдали Кальцабиджи, но Фридрих правильно понял, что Казанова был начитан и много путешествовал. Он предложил ему должность воспитателя в новой кадетской школе. Казанова, похоже, обиделся и на это тоже, в своих воспоминаниях он описывает спартанские казармы, заработную плату оскорбительного уровня и низкую должность. Но это было далеко от истины: кадетский корпус должен был стать эксклюзивным и пользующимся монаршим покровительством учреждением, туда планировали принимать по пятнадцать самых ярких и лучших молодых мужчин ежегодно, а пять преподавателей различных искусств и языков (в том числе — эрудит шевалье де Сенгальт) должны были шлифовать манеры юношей и обучать их реалиям международных отношений. Казанова, все еще страдая от потери лотерейных доходов и опасаясь официальной должности, которая могла означать слишком много тяжелой работы, отклонил предложение. В независимой или воображаемой карьере есть точка, когда труднее, возможно, столкнуться с холодными финансовыми и профессиональными реалиями, чем цепляться за мечту о том, что в будущем некая великая победа возместит все прошлые потери и неудачи. Казанова — игрок, кутила, космополит и дилетант — подошел к такой точке и выбрал второе: продолжать ждать.

Существует еще один совершенно неожиданный портрет Казановы, относящийся к этому периоду его жизни. Джеймс Босуэлл путешествовал по Германии и был гостеприимно принят Фридрихом. Босуэлл встретил Казанову в гостинице и немедленно признал его интеллектуальные способности: «Мы обедали… Итальянцу хотелось блеснуть, подобно великому философу, и, соответственно, он сомневался в собственном существований и во всем остальном».