Иен Келли - Казанова

Он уехал из Лондона, возможно, из-за проблем с оказавшимся фальшивым векселем на 520 фунтов, о подделке которого Джакомо, может, и не подозревал, но может, — сам ей способствовал. Если бы он вознамерился остаться, пришлось бы доказывать свою невиновность в суде, а это бы разрушило для него все перспективы лотерейной деятельности в сити, если бы его стали подозревать в соучастии. Если же, наоборот, он и так уже собирался уезжать, то, может статься, хотел просто бросить все побыстрее и замести следы.

Ярбе упаковал ему вещи и сказал, что присоединится к нему позже у пристани вместе с драгоценным грузом белья, которое стиралось в Ислингтоне. Но рубашки, кружева и Ярбе никогда снова не появились. Казанова уехал, плохо соображая от болезни и лечения ртутью, и — когда после нескольких дней кровопусканий немного пришел в себя — отправился, прихрамывая, больной, обанкротившийся и в растерянности, не имея представления о том, что делать дальше, в Брюссель дожидаться денег от Брагадина.

Из Брюсселя, восстановив здоровье и получив вексель от Брагадина, Казанова отправился в Брауншвейг, чтобы увидеть тамошнего герцога. Здесь он собирался с силами и строил планы на будущее, в надежде найти поддержку или занятие на поприще масонской ложи; с герцогом Брауншвейгским он познакомился в Сохо, возможно, через Терезу Корнелис, когда в честь прибытия высочайшей особы в Лондон был устроен пикник. Планы оказались нереальными — масонство было полезным для вхождения в общество, но не более того.

В Париже его друг Балетти объяснил финансовые затруднения Казановы каббалистке-графине дю Рюмен, пославшей в Брауншвейг деньги, с которыми Джакомо в одиночестве отправился в Берлин. Сперва, однако, он провел несколько дней в Вольфенбатгеле, в знаменитой библиотеке города за изучением текстов «Илиады».

Джакомо устремился в Берлин, в надежде на аудиенцию у Фридриха Великого, короля Пруссии.

Семилетняя война, завершившаяся в 1763 году, стоила Пруссии весьма дорого, и Казанова был среди тех многих, кто думал, что сможет извлечь прибыль от восстановления страны.

В Берлине, как знал Казанова, он сможет увидеть шотландского лорда Кейта, к тому времени маршала на службе Пруссии. Фридрих набирал себе армию и чиновников в управление независимо от гражданства и по неортодоксальным критериям. Он почитал себя великим знатоком людских характеров и меритократом. Он основал полк гвардейцев огромного роста и занимался кадетской школой для померанских юнкеров, которую комплектовал лучшими наставниками Европы. Казанова собирался убеждать короля в достоинствах одной из собственных лотерейных схем, но лорд Кейт посоветовал ему сначала просто испросить королевской аудиенции, чтобы представиться, как любил Фридрих.

Это было вовсе не так сложно, как может показаться, — получить аудиенцию у великого победителя. После 1763 года Фридрих был знаменит; один из монархов, которые позднее станут известны как «просвещенные деспоты», он состоял в переписке с Вольтером и реформировал государство и армию, впоследствии ставшую эталоном боевой эффективности. Кроме того, широко было распространено мнение о его гомосексуализме. Казанова, активный сторонник политики Фридриха и военной доблести, написал грубоватую поэму в его честь, воспевавшую секвестрацию Силезии, которая в стихах отождествлялась с женщиной, которую должен был взять безудержный монарх. Когда Казанова читал поэму кардиналу, лучше итальянца знавшему короля, тот смеялся над замыслом минут десять.

Лорд Кейт, граф Шотландии, был выслан из своей Страны за якобитские симпатии. Он хорошо разбирался в том, как Обращаться с Фридрихом, и наставлял Казанову, как приблизиться к королю. Казанова оделся в черное и прибыл В сады Сан-Суси, любимое место отдыха монарха за пределами Потсдамского дворца. Король появился без сопровождения и прямо спросил Казанову, чего тот хочет. Фридрих заранее получил письмо с просьбой о приеме и, казалось, не Имел мною времени.

Из всех оставшихся после Казановы портретов современных ему «знаменитостей» рассказ о Фридрихе особенно убедительный, позднее несколько приукрашенный в деталях, которые нынешние писатели, как правило, пропускают. Но память Джакомо сохранила образ короля таким: например, ой писал, что Фридрих по ночам спал, не снимая парадной треуголки, «что было, по всей вероятности, неудобно».