Дмитрий Балашов - Марфа-посадница

Ключник, отплевываясь, выскочил из ворот.

- Чего митусятце! - прикрикнула Марфа. - Поварню разобрать надоть, дале бы огонь не пошел!

Иев нырнул обратно в дымное море.

- И житницу размечите! - крикнула Марфа вслед. - Пожалеете, полгорода сгорит!

С потрясающим треском и шипом обрушилась главная кровля. Теперь всё. Оба сына допрежь и сейчас - родовой терем. Что еще оставалось от прошлого у старой женщины, знаменитой, властной и богатой, погибло в пламени. Теперь у нее остался один только Новгород, и его нельзя было отдавать ни огню, ни Московскому великому князю.

Подступал и наступил октябрь. Строились наспех, из нового, плохо просушенного леса. Раньше бы и не позволила себе такое! Завозили запасы взамен потраченных пожаром: хлеб, холсты, лен и шерсть. Из волосток гнали новые обозы с добром в Новгород. Телеги вязли по ступицу в раскисающих от осенних дождей дорогах. Борецкая сама выезжала встречать и торопить возчиков. Терем сложили простой, на первое время. Где-то в душе Марфе и не хотелось лучшего - не для кого теперь!

Незаметно, в трудах и заботах, подошло Рождество, а за ним Святки со славщиками, ряжеными, гаданьем, а там уже и февраль не за горами. С концом февраля начинался новый год, последний (о чем смутно догадывались многие) год независимости Господина Великого Новгорода.

Дела были невеселые. Святки встречали без Офонаса. Старик скончался в канун Рождества. Вместо славщиков - гроб на белых полотенцах выносили из терема. Без Офонаса Людин и Загородский концы совсем отшатнулись. Заправлять там стали Феофилат с Александром Самсоновым, а ни тот, ни другой не хотели явно спорить с Москвой. Плотничана тоже отложились. С Коробом и Казимером прохлада наступила уже давно. Борецкая оставалась одна. Город баламутили вялые пересылки с королем Казимиром, в которого никто уже не верил, да сгущающаяся угроза от великого князя Московского. Все упорнее говорили о готовящихся выводах - насильственном переселении опальных в низовские города. Наместники великого князя делали, что хотели. Уже все низовцы по суду не отвечали в городе, а шли на Городец отвечивать перед наместником, решавшим всякое дело в пользу москвичей. Купцы начинали разбегаться в Кострому, в Устюг, в Вологду, кто тайно, кто явно. Даже друзья отбывали, с кем думу думали, совет советовали.

Еще до Введенья уехал Строганый, с которым у Марфы были постоянные дела торговые. Соль она всю обычно продавала через него. Честно уехал. Попрощался.

Марфа как раз отдыхала. Пиша зашла, замялась было.

- Чего тебе?

- Матушка государыня, Спиридон пришел!

Вышла на сени, думала - с делом каким, ан ошиблась, - прощаться. Поклонился в пояс, бороду разгладил. Статен, широк. Сказал не кривясь, просто:

- Прощай, боярыня, проститьце пришел! Уезжаю.

- Совсем? - спросила Борецкая, уже поняв все и без ответа, по лицу Строганого.

- Совсем. Пока добро да терем продать можно!

- Думашь, погинет Новгород Великий?

- Погинет-то навряд, а не к добру колгота, и позвы не к добру. Не тот стал Господин Новгород!

И осрамить бы его, отмолвить сурово, а не сказала ничего, спросила только:

- Куда подаваиссе?

- На Каму-реку либо на Вычегду. Там места дикие, вольные, зверя красного, рыбы - несчитано, леса высокие, воды текучие!

- Еську, иконника, с собой не берешь?

Усмехнулся Спиридон:

- По первости мне там не до икон будет.

- Возьми! - осуровев лицом, сказала Марфа. - Друга не оставляй!

Строганый подумал, склонил голову.

- Оно бы - спустя время… А таки послушаю тебя, боярыня! - Расхмылился купец: - Я ведь тя, Марфа Ивановна, помню девкой ищо! И на Белом мори у нас тебя помню!

- А ты никак старее меня годами? («Сколько лет дело вела - ни разу не спросила о том!»)

- Старее! - ответил Строганый. Усмехнулся, сузив глаза. По мелким морщинкам у глаз увидела: не врет. А красный мужик, и седины не видать!

- Ты, Спиридон, молодечь еще!

- А не жалуюсь, благодаря Бога! Силы есть! Ты не гневай, Ивановна, допрежь молчал, а ныне спрошать хочу. Вот хоть ты, хоть наше братство Иваньское - почто бы то миром с Москвою не поладить? Верхнюю-то власть обчу устроить, а наши дела, домашние, градские, самим решать, по-прежнему? Жили бы мы и с государем - не тужили! Немцев потеснить маленько надоть. Гляди, сильнее бы и город стал, и нам, купечкому званию, легота! За то бы уж и заплатить можно. Все одно - тут люди живут, москвичи в Новгород не переедут!

- Не будет того. Князь Иван до веча добираитце.