Наталья Павлищева - Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без

Она вставала с кушетки, на которой привычно пристроилась с книгой, и даже не поняла, как именно подвернулась нога, только раздался хруст и… на ногу не наступить!

– Ай!

Первой прибежала Маша:

– Что, мама?

– Нога…

– Что нога?

– Я, кажется, подвернула ногу. И сильно. Скажи Лизе, чтобы сбегала за доктором Спасским.

Доктор Спасский, ощупывая щиколотку, укоризненно качал головой:

– Нарочно постарались, чтобы не ехать?

Таша завопила:

– Мама не поедет на воды!

Это вызвало неподдельную бурю восторга у детей. Наталья Николаевна грустно улыбнулась:

– Ну куда же от них денешься?

Ногу туго забинтовали и заставили лежать, потому что вывих оказался нешуточным.

– Петр Петрович, Петр Петрович, а у нас мама без ноги!

– Что?!

– Да, она с кушетки не встает!

В голосе Гриши радость. Пока Ланской в прихожей раздевался, он успел огорошить наставника новостью.

– Да, мама ногу вывихнула.

– Тогда чему ты радуешься?

Гриша смутился, но ненадолго:

– Она никуда не поедет.

– Петр Петрович, я действительно не могу встать, потому простите, что приходится принимать вас вот так – полулежа.

– Пустяки. Что с вами случилось?

Наталья Николаевна рассказала, как и о том, что пришлось отменить поездку на воды.

Теперь Ланской приходил почти каждый день и проводил больше времени подле матери, дети, понимая ситуацию, не возражали. Они демонстрировали чудеса послушания и без напоминаний делали положенные уроки.

Беседы становились все продолжительней и задушевней. Ланского еще в первый день поразило, насколько дети осознают себя детьми именно Пушкина; разговаривая с Натальей Николаевной, он понял, что и вдова тоже ни на минуту не забывает о том, чья она вдова. Это было удивительно и волнующе. Первое впечатление подтвердилось: Пушкина очень красива внешне, но душа ее еще лучше. Нет, она не блистала умом, как та же Идалия Полетика. Она смущалась в беседе, и требовалось разговорить, чтобы слова лились свободно. Она не была прекрасно образованна, всего лишь на уровне приличного домашнего образования, не более. Видимо, многое вынесла из общения с друзьями Пушкина, из салонов Карамзиных, Вяземских и других…

Но она не была болтлива или завистлива, пусть этот язычок не был остер, но он и не был злословен. А искрометность ума вполне компенсировалась спокойной глубиной мысли, только не всем она приоткрывалась. Отсутствие блеска в разговоре заменяла душевность… Это была домашняя женщина, прекрасная мать и жена, которую нужно было оберегать и любить. Только кому?

Чем больше времени проводил Петр Петрович у Пушкиных, тем больше поражался тому, как эта хрупкая женщина умудряется выстаивать в тех условиях, в которых оказалась. У хрупкого прекрасного цветка обнаружился внутри стальной несгибаемый стержень. Вот вам и первая красавица, у которой, казалось, кроме мыслей о светском успехе, ничего не должно быть в голове.

Однажды зашел разговор о Лермонтове. Наталья Николаевна вспомнила, как сама познакомилась с поэтом и как долго беседовала с ним в салоне у Карамзиных.

В первый год после возвращения она вообще никуда не выезжала, бывала только у Вяземских и Карамзиных. Там и увидела Лермонтова, стихами которого восхищалась. Очень хотелось познакомиться поближе, поблагодарить за «Смерть поэта», но Лермонтов слова благодарности воспринял несколько отстраненно, отвечал сухо и вообще старался держаться от Пушкиной подальше. Наталья Николаевна поняла, что он тоже винит именно ее в трагедии с мужем, замкнулась, на общении не настаивала. Так и прошел почти весь сезон – Лермонтов старательно сводил все беседы к обмену дежурными фразами, она отвечала тем же либо вообще молчала.

Но в последний день перед своим отъездом на Кавказ, словно предчувствуя, что не вернется, Лермонтов весь день провел у Карамзиных. Ко всеобщему удивлению, он вдруг подсел к вдове и начал с ней разговор. Наталья Николаевна тоже удивилась, но разговор поддержала. В речи Лермонтова чувствовался надрыв, он был полон мрачных мыслей и предчувствий. Пушкина принялась успокаивать его, но не обычными уверениями в том, что не произойдет ничего страшного, а рассказывая о себе, о том, что судьба порой поворачивает так, что за ее подарки приходится бороться…

Видно, это было столь неожиданно для Лермонтова, что Михаил Юрьевич уже никого больше в тот вечер не замечал. А когда пришло время расставаться, с горечью посетовал, что столько времени по его вине они провели в разных углах гостиной! Поэт очень жалел, что не воспользовался возможностью общения с вдовой Пушкина. Она пыталась утешить, мол, вернется, и пообщаются. Лермонтов только грустно покачал головой. Наталья Николаевна почувствовала, что и правда не вернется.